– Н-нет.

Первое слово правды. Становится стыдно.

Услыхав, что я чиста, женщина кладет ладонь мне на плечо.

– Вот и умница. Умница. Я тобой горжусь.

– Спасибо.

– Сколько уже дней ты воздерживаешься, милая?

И тут я замечаю на стене, прямо над собственной головой, распечатку в рамочке – «Двенадцать шагов». Формат небольшой – увидит лишь тот, кто будет высматривать специально. Голова ближайшего Иисуса чуть наклонена к инструкции, будто Он тоже считает шаги. Интересно, это случайно получилось?

Откашливаюсь. Сообщаю:

– Три дня.

Женщина кивает со знанием дела.

– Ты просто молодчина. – Мне достается оценивающий взгляд и предположение: – Небось впервые соскочить пытаешься, а?

– Откуда вы знаете?

– Да ведь видно. Ты не изможденная. Те, которые годами употребляют, – на тех глядеть жалко. Замученные. Совсем как я.

Она усмехается.

Замученной я уже давно себя чувствую – с тех самых пор, как Томас родился. Переезд в Бенсалем меня просто доконал, а исчезновение Кейси стало последней каплей. Но эта женщина, конечно, говорит о другом. Знаю, о чем. Тоже насмотрелась на таких, которые то соскакивали, то опять срывались – и так годами, десятилетиями. В периоды воздержания у них такой вид, будто они просто ужасно хотят спать.

– Ну, а на группу ты пойдешь, милая? – спрашивает женщина. – Кстати – тебе ночевать-то есть где? – Ее взгляд скользит к лестнице. – Там, наверху, сейчас шестеро живут – поэтому извини, я тебя приютить никак не могу. Хотя… Дай подумать…

Она подходит к лестнице и кричит:

– Тедди! Тед!

– Спасибо, мне есть где жить, – говорю я.

Женщина качает головой.

– Не глупи. Найдется и для тебя местечко. Потеснимся.

Сверху слышится мужской голос:

– Звала, Рита?

– Нет, правда, не стоит беспокоиться, – мямлю я. – У меня бабушка жива. Она меня пустит. Там тихо, в бабушкином доме…

Рита смотрит с сомнением. Снова обращается к невидимому Теду:

– Ты когда в Вест-Честер собираешься?

– В пятницу, – доносится со второго этажа.

– Вот, я же сказала – местечко найдется, – произносит очень довольная Рита. – В пятницу можешь заселяться, деточка. Или даже в четверг вечером. Только тогда одну ночь на диване поспишь – ничего?

Снова отнекиваюсь, а Рита гнет свое: знаю, мол, все знаю.

– Просто имей в виду – здесь тебя ждут. Или тебе платить нечем? Так это не беда. Я денег не беру, не волнуйся. Я ни от какой организации, я сама по себе. Действую по принципу «Передай добро дальше». От тебя требуется продукты в общий котел покупать, туалетную бумагу, бумажные полотенца – все такое. А за старое возьмешься – пинками выгоню, поняла?

– Поняла, – вымучиваю я.

Ужас как неудобно перед этой Ритой.

Она смотрит вопросительно.

– Странный у тебя выговор. Ты местная?

Киваю.

– А поконкретнее?

– Выросла в Фиштауне.

– Вот оно что…

Думаю только об одном – как бы сбежать. Но ведь я даже не заикнулась о Кейси.

– Запиши мой номер, – продолжает Рита. – Телефон-то у тебя есть?

Достаю телефон. Она диктует номер, я начинаю его вводить – и вижу эсэмэску от Трумена.

«Ты где?»

«Рядом с К и А», – печатаю в ответ.

Затем нахожу фото Кейси и протягиваю телефон Рите.

– На что он мне?

– Я ищу эту женщину. Всех о ней расспрашиваю. Я ее сестра. О ней уже около двух месяцев нет никаких известий.

– Ай, бедняжка! Плохо дело! – сокрушается Рита.

Берет телефон, отводит руку подальше, прищуривается. Увеличивает изображение. Хмурится.

– Это твоя сестра?

– Да. Вы ее знаете?

Рита становится мрачнее тучи. Прикидывает что-то в уме, делает некие выводы. Внезапно свирепеет:

– Убирайся из моего дома. Вон. Живо!

* * *

Никаких объяснений за этим приказом не следует.

Я не успеваю еще сойти с крыльца, как дверь за моей спиной захлопывается. Оборачиваюсь напоследок, фиксирую в памяти безногую лошадь. Бегу к «Ниссану».

Изо рта валит пар. По самые уши заныриваю в куртку. Глаза щиплет от слез.

Кошусь по сторонам – может, появится Саймон. Он не появляется.

Новое сообщение от Трумена.

«За сколько доедешь до перекрестка с Сомерсет-стрит?»

«За 2 минуты».

Едва успеваю отправить ответ, как появляется новое сообщение.

«Я на перекрестке с Лехай-авеню».

Значит, Трумен на месте не стоит. Потому что, вероятнее всего, пытается оторваться от «хвоста».

* * *

До заявленного перекрестка мне легче дойти, чем доехать. Я уже практически там. Дождусь Трумена. Сейчас бы горячего чего-нибудь выпить… Холод когтит меня, пробирает до костей. Выбиваю дробь зубами.

Вздрагиваю, услышав голос Трумена:

– Мик, идем скорей. Я машину рядом оставил. Там и поговорим.

Сажусь за руль.

– Что у тебя, Трумен?

Я и хочу услышать, что он разведал, и в то же время все во мне противится этой информации. Трумен понимает. Вид у него мрачный. Он прикидывает, как бы преподнести новость.

– Трумен, не томи.

– Короче, пошел я в этот дом. В переулке рядом с Мэдисон, – начинает он. – Ну, где три «Б» на стене. Стучусь в фанерку. Появляется Макклатчи. Весь обдолбанный. Ладно, думаю, это мне на руку. У него бдительность на нуле. Макклатчи мне кивает, спрашивает: «Ты кто?» Ну понятно: где ему меня узнать? Я говорю: «Я эсэмэсил. Насчет перепихнуться». Вижу – он еле-еле на ногах держится. Однако выдавливает: «Угу». А сам ни с места. Я: «Ну так что? Будет мне девочка или как?» Он: «Будет. Заходи».

Захожу. В доме несколько уже кайф ловят, еще двое колются. На меня ноль внимания. Макклатчи приваливается к стенке и отключается. Холод собачий. Воняет дерьмом. Трясу этого урода за плечо. Он глаза открывает, моргает. «Где, – говорю, – твоя мобила? Хочу еще разок на девочек взглянуть». Он достает сотовый, открывает свой каталог. Листаю. Все женщины, которых он мне в прошлый раз показывал, на месте. А Кейси нет. Ну, думаю, попал я. Если сейчас его про Кейси спрошу – он смекнет, что мы с тобой заодно. А потом рассудил: а что мне терять? Нечего. Вдобавок он под кайфом – может, и не сообразит. И спрашиваю: «А рыжая где? В прошлый раз она мне глянулась». Макклатчи еле ворочает – что мозгами, что языком. «А, – говорит, – Конни!» «Значит, – уточняю, – ее Конни звать?» Он: «Конни… того… выбыла из строя». И голову наконец-то поднял. И знаешь, Мик, – лицо у него было как у коршуна, который жертву заприметил. Совсем другое лицо, короче. Он даже глаза в кучку собрал каким-то чудом.