– Саша не могла сесть в машину к незнакомцу, – отрицательно качнул головой Назаров.

– А я и не говорю, что человек, который сидел за рулем машины Горелова, был ей незнаком. Это мог быть хорошо знакомый ей человек и…

И вот тут он понял, что совершает роковую ошибку, пододвигая Назарова в этом направлении. По испуганно вскинутым бровям Огнева понял. По неожиданно радостному блеску глаз Назарова.

Только не это, господи, взмолился тут же Хмелев, незаметно ото всех ослабляя ремень на брюках. Только бы он не вспомнил снова Илюхина!

Он вспомнил!

– Считаете, что за рулем машины Горелова мог сидеть Илюхин? – обрубил тут же все надежды Хмелева Назаров. – А кто еще? К кому еще она могла спокойно сесть в машину? Усов за границей. И по сведениям, еще границу в обратном направлении не пересекал. Значит… Едем! Это он!..

Вадик Илюхин сосредоточенно обкусывал ноготь за ногтем. Он сильно нервничал. Только что вернулась из тренажерного зала мать и рассказала такое!..

У него даже давление поднялось от подобной новости. А он в принципе не знал, как это бывает. Никогда не знал прежде. А тут вдруг голову сдавило, как обручем, под ребрами забухало, руки, ноги ослабли и затряслись. Мать тут же усадила его на диван. Пристроилась рядом с аппаратом и намерила ему сто семьдесят на сто десять.

– Ужас! – восклицала мать без конца.

И Вадик затруднялся понять, что именно для нее является ужасом, что у него поднялось давление или что Саша Беликова пропала следом за матерью и ее теперь ищет вся полиция района.

– И Горелова! Степку Горелова объявили в розыск! – ахала мать, укладывая его на подушки в гостиной и потчуя прохладным зеленым чаем с жасмином. – Сама видела его портрет на стенде. Да везде его фотография расклеена! Ужас!

Теперь снова примутся за него, вдруг подумал Вадик и мысленно захныкал. И с чего он так подумал?

– Мам! – громко позвал он мать, гремевшую посудой в кухне и ворчавшую на домработницу, которая снова приготовила не то. – Мам, подойди сюда!

Словно огромная неуклюжая утка, мать приковыляла с кухни в гостиную, где сын возлежал на подушках.

– Ты чего так ходишь? – удивился Вадик.

– После беговой дорожки все болит, – пожаловалась мать, присаживаясь у него в ногах.

– Стоит тогда себя так мучить? – удивился он вторично. – Если болит, то зачем?

– Чтобы не болело года через два еще больше, – заметила мать и принялась растирать коленки. – Если запустить себя, то старость подскочит так стремительно, сынок…

Она покосилась на него, неодобрительно поджав губы. И он сразу понял, о чем она подумала. О Беликовой-старшей. Узнав о его порочной связи, мать долго плакала в своей спальне. И все восклицала, что, если бы был жив отец, он бы этого не допустил. А Вадик подумал тогда, что отцу никогда не было до него дела. Он всю свою жизнь искал гребаные сокровища. И сына наверняка понял бы. Ведь если бы ему сказали тогда, что ради отгадки этой поросшей мхом тайны следовало переспать с кем-то ужасным, с кем-то наподобие Беликовой, то отец, не раздумывая, прыгнул бы в койку.

Только толку-то!

Вадик грустно вздохнул. Отгадка получена. Вадик знает, где сокровища. Он расшифровал загадку карты, которую оставил в полиции. Вместе с этой старухой расшифровал, когда просиживал часами за ее столом. Вернее, она его натолкнула, а он уже потом сам додумался. И что? Что дальше? Воспользоваться-то этим он не может. Он боится. Тут еще Саша пропала! Что-то теперь будет?!

– Ты чего звал, сынок? – встрепенулась мать, поправляя тонкий плед, в который зябко куталось ее чадо.

– Мам, боюсь, что за мной придут, – проговорил Вадик, покрывшись внезапной испариной, будто уже в дверь стучались.

– В смысле?! – Мать побледнела.

– Ну… Саша пропала следом за ее матерью. Боюсь, снова за мной придут.

– Почему за тобой? – взвизгнула мать так пронзительно, что ему заложило уши. – При чем тут ты? Горелова ищут! Ты при чем?!

– Не найдут Горелова, придут за мной, – угрюмо повторил Вадик. – Она когда пропала? Вчера? Днем?

– Кажется, да. – Голова у матери затряслась, губы посинели. Она вцепилась обеими руками в его ступни. – И что с того?! Ты-то при чем?! Ты был дома! Ты ведь был дома вчера днем, Вадик?

– Нет, – он закусил губу и едва не расплакался. – Меня не было дома днем, мам.

– А где… Где ты был?

А он был вчера днем как раз на том самом месте, где, по его подсчетам, были спрятаны сокровища, награбленные фашистами. Он стоял на самом краю скалы и смотрел вниз. И понимал, что одному ему ничего не светит. Он ни за что не сможет спуститься почти по вертикальному склону, потом нырнуть с аквалангом, добраться до пещеры, отмеченной на карте слишком условно, слишком замысловато. А затем перетащить все наверх. Не сможет!

Один!

Он час стоял на краю скалы. Час таращил глаза, пытаясь найти обходные пути. Не нашел! Он не сможет подобраться туда ни морем, ни сушей. На катере подойти невозможно, сплошные камни. Берег тоже недоступен. Нырять он не может.

С другой стороны, не сможет он, не сможет никто другой. Потому сокровища до сих пор и целы, что до них практически невозможно было добраться. Это его немного успокоило. Немного подняло ему настроение. И он на радостях решил устроить себе пикник прямо на краю скалы.

Достал из машины пакет с бутербродами, термос. Все приготовил заранее, думая, что придется путешествовать весь день, разыскивая отмеченное на карте место. Сел на складной стульчик и с удовольствием перекусил, слушая шум волн и рассматривая катера и яхты, скользившие далеко-далеко. Он неторопливо ел, пил кофе и мечтал. Это было позволительно. И это было сладостно. Мечтал он еще час. Даже не замечал, как стремительно скачет время! Даже не подумал ни разу, даже ни разу его тревожно не кольнуло, что его отсутствие может быть кем-то истолковано не так, как надо. Неправильно!

И вот теперь оказалось, что может! Может, черт побери! У него – у ишака – на момент исчезновения Саши Беликовой не было алиби! Никто не мог знать, где он находится. Потому что он тщательно выверял свой маршрут накануне, заранее зная, где есть камеры наружного наблюдения. Он тщательно старался в них не попасть.

Дурак!

– Где ты был?! – Вялые щеки стареющей матери начали зеленеть. – Это… Это ведь не ты?

– Сдурела, что ли! – фыркнул он почти весело, хотя веселиться было не от чего. – Нет, мать. Мне она сто лет не нужна, Сашка эта. Зазнайка!

– А где ты был? – Мать немного успокоилась.

– Где был! Где был! – Вадик снова вцепился зубами в ноготь большого пальца. – Где надо был! И об этом никто не должен знать, мать! Поэтому, если за мной придут, скажешь, что я весь день был дома.