Солдаты отправились на учения, лишив Дагнаруса еще одной возможности приятно провести время. Он умолял родителей позволить ему отправиться вместе с войском, но здесь королева Эмилия проявила непривычную твердость, а король Тамарос вообще отказался говорить об этом.

— Если бы ты знал, Меченый, до чего противно стареть, — жаловался Дагнарус с высоты прожитых десяти лет. — Будь я помладше, я бы мог поднять крик, выпучить глаза, и мать сделала бы все, что я хочу. А теперь я так не могу!

— Почему? — спросил Гарет.

— Потому что солдаты не плачут и не капризничают, что бы с ними ни происходило, — ответил Дагнарус. — Даже если им стрела вонзится в кишки. Если я устрою какую-нибудь из прежних своих штучек, Аргот об этом узнает и будет недоволен мною. Я думал сбежать с солдатами тайком, залезть в повозку с провизией и сидеть там, как мышь, пока они не отъедут как можно дальше, чтобы не могли вернуть меня назад. Но Аргот сказал, что для него это обернется неприятностями. Не стану же я его подводить.

Гарет вздохнул. За последние несколько дней, по сути — с момента окончания церемонии, принц только и делал, что срывал на нем свое дурное настроение, изводя его словесно и дополняя эту пытку тумаками. Мальчик для наказаний искренне надеялся, что Дагнарус скоро найдет хоть какое-нибудь занятие для своего скучающего ума.

Принц с Гаретом находились в комнате для игр, служившей Гарету классной комнатой. Мальчики только что закончили завтракать. Сильвит наблюдал за уборкой в покоях принца, успевая попутно выполнять и другие дела. Вскоре должен был явиться Эваристо, однако Гарет не ожидал прихода учителя с обычным нетерпением. В минувшие два дня принц из-за снедавшей его беспросветной скуки оставался в комнате даже во время занятий. Нет, у него не возникло желания взяться за учебу; просто надоело болтаться по коридорам. И Гарета занятия лишь тяготили, когда принц сидел напротив, то хмурясь, то гримасничая, а то колотя пятками по ножкам стола.

Дагнарус и сейчас слонялся по комнате, безуспешно пытаясь найти хоть какое-нибудь развлечение. Гарет еще раз вздохнул, разгладил большой лист пергамента, достал перо и стал упражняться, выводя буквы изящного алфавита эльфов. Рука дрожала, отчего буквы получались корявыми. Эваристо наверняка скажет, что он только издевается над азбукой эльфов, но Гарет стерпит учительские нотации. Постепенно мальчик настолько увлекся чистописанием, что позабыл о присутствии принца. Когда у него за спиной раздался голос Дагнаруса, Гарет даже вздрогнул от удивления и испуга. Он выронил перо, отчего на пергаменте появилась жирная клякса.

— Черт бы побрал этот камень, Меченый, — сказал Дагнарус. — Я без конца о нем думаю.

— Какой камень? — спросил Гарет, съежившись.

Дагнарус навис над ним, вцепившись в украшенную затейливой резьбой спинку. У него побелели костяшки пальцев.

— Да Камень Владычества, дурак, — раздраженно ответил Дагнарус. — О каком еще камне можно столько думать? Он мне постоянно снится. — Голос принца дрогнул. — А сны, Меченый, очень странные.

— Пугающие? — спросил Гарет.

Он не помнил такого случая, чтобы какая-нибудь навязчивая мысль не давала Дагнарусу покоя.

— Нет, — почти сразу же ответил принц. — Они, как тебе сказать... беспокоят. — Он немного помолчал. — И волнуют.

Дагнарус уселся рядом с Гаретом.

— Мне не нравятся эти сны, Меченый. Из-за них я постоянно ощущаю тревогу. Я не могу усидеть на месте. Мне все время кажется, что я что-то должен сделать, но что именно — не знаю. Понимаешь, Меченый, сны чего-то от меня требуют. А я не могу этого дать. Ну как я могу что-то дать, если не понимаю, чего им от меня нужно? Но не все так мрачно, Меченый. У этих снов есть и приятная сторона. Я знаю: если я дам сну то, чего ему надо, я тоже что-то от него получу. Что-то удивительное. Но едва я об этом подумаю, как сразу просыпаюсь. И настроение с утра настолько дрянное, что мне хочется кого-нибудь стукнуть.

Гарет ничуть не сомневался в искренности принца: эти «кого-нибудь стукнуть» он в достаточной мере прочувствовал на себе. Принц сейчас был настолько искренен, что Гарету стало неуютно и даже страшно. Он не хотел продолжения рассказа о снах и жаждал прихода Эваристо. Но учитель запаздывал; вероятно, из-за дождя.

Надеясь, что на этом разговор и закончился, Гарет поднял перо, обмакнул в чернила и вернулся к выведению букв. К его удивлению, Дагнарус вырвал перо и пододвинул к себе пергамент.

— Посмотри-ка сюда, — сказал он, быстрыми штрихами набрасывая какой-то рисунок.

Штрихи были настолько резкими, что перо брызгало, а кончик врезался в пергамент.

— Эта мысль пришла мне во время церемонии, в тот момент, когда отец заставил Камень Владычества разделиться на четыре части. Сам он не глядел на камень, потому что возносил благодарность богам. Но я смотрел, Меченый, и вот что я там увидел.

Дагнарус нарисовал четыре кружка, обозначавших четыре природных стихии. Но он не изобразил их, как обычно, в ряд один за другим. Принц расставил кружки двумя парами. В центре он поставил черную метку. Дагнарус с изрядной силой налег на перо, сломав его кончик.

— Вот это я, — пояснил принц, отбрасывая бесполезное теперь перо и тыча в центр своего рисунка перепачканным в чернилах пальцем. — Я здесь стою, посередине. И знаешь что, Меченый? — голос принца задрожал от волнения. — Если ты встанешь вот здесь, в центре этого кружка, — палец передвинулся к одному из внешних кружков, к тому, что обозначал Огонь, — и посмотришь по сторонам, что ты увидишь?

Принц сам ответил на свой вопрос, потому что Гарет, вперившись глазами в рисунок, потерял дар речи.

— Ты не увидишь ничего, кроме кружка, который тебя окружает. То же самое будет, если встать в центр Воздуха, в центр Земли или в центр Воды. Но если встать здесь, где я нарисовал метку, знаешь, что ты увидишь? Любой из четырех кружков! И вот еще что интересно: никто из стоящих в этих кружках меня не увидит. Потому что я здесь как будто спрятался.

Принц подхватил сломанное перо и с силой воткнул его в черный кружок.

— А ну, дайте-ка сюда!

Чья-то рука, протянувшись над головами мальчиков, схватила со стола пергамент.

Изумленный Гарет поднял глаза и увидел склонившегося над ними Эваристо. На лице учителя ходуном ходили все мускулы. Таким сердитым, взволнованным и потрясенным Гарет его еще никогда не видел.

— Кто вбил эту идею в вашу голову? — дрожащим, но требовательным голосом спросил Эваристо.

Учитель полыхнул взглядом на Дагнаруса.

— Отвечайте мне! Кто рассказал вам об этом?

Эваристо на глазах принца смял пергамент и потряс им перед самым носом Дагнаруса.

Щеки Дагнаруса вспыхнули. Он медленно, с достоинством, поднялся и устремил свой властный взор на бледное и разгневанное лицо учителя.

— Ты забываешься, маг. Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Я — твой принц.