Пока я потираю ноющее сердце, охранник Игорь вдруг задумчиво произносит:

– Вот не пойму, мужчина это или женщина. Фигура высокая, худощавая. Михаил Владимирович, я думаю, подходят почти все: Андрей, Марина, Кирилл Алексеевич, журналистка Юля. И – он холодно посмотрел на меня, – Наталия Александровна тоже. Володю и Гарика я бы исключил, тетушку Алену тоже – слишком полные. Хотя... если в плащ закутаться... ну не знаю! Олеся и Антон невысокие. Айо...

– Игорь, я тебя уверяю, – возмущенно перебивает Панин и крутит пальцем у виска, – Айо по ночам в белом плаще по коридорам не бродит! Горе от ума – это твой случай!

Наплевать, что Игорь записал меня в кандидаты на роль привидения.

Если он считает: есть роль, которую кто-то играет – значит, это все не по-настоящему.

Чей-то розыгрыш. Я или Андрей или Марина – надо же, сколько шутников наметили.

Как приятно слушать эту земную, не потустороннюю беседу мужчин!

Ледяная корка страха тает. Я дышу, вижу. И даже пытаюсь поймать вдруг замелькавшие мысли. Только они уворачиваются, словно шустрые мальки. Почему-то интуитивно я знаю: важно их поймать...

Тем временем Панин продолжает лениво распекать своего визави:

– Мне все это надоело. Давай, разбирайся с этим вопросом в ближайшее время. Завтра брат венчается в церкви, на следующей неделе все разъедутся. И в замке появятся первые туристы. Все должно быть на уровне. И чтобы никаких привидений! Да, кстати, ночную смену охраны надо усилить. Будет сюрприз для лунатика в белом плаще.

– Михаил, а может, это Гарик нам всем голову морочит? Он ведь литературовед, раньше преподавал. Я уточняла, он кандидатскую диссертацию по творчеству Лермонтова писал, теперь над докторской работает! И к вам в замок он фактически напросился, никакие они не друзья с Кириллом Алексеевичем! А что, если кто-то из строителей...

– Пойдемте, – Панин встал, отвел локоть, кивнул на него головой. – Берите меня под руку, пойдемте ужинать. Я вас уверяю, что все разрешится. Сотрудники службы безопасности – настоящие профессионалы, и уже очень скоро мы узнаем, кто так по-идиотски шутит...

* * *

Церкви в Озерске повезло. Старинная, хорошо сохранившаяся, теперь еще и отремонтированная, издалека видны сияющие синие купола с золотыми крестами.

Внутри она светла и прекрасна, причем дело не только в богатых окладах и утвари. Место чистое, место святое и такое искренне намоленое, что в нем легко-легко сразу становится. Восстановленные церкви пока лишены такой целительной атмосферы. Храм Христа Спасителя мне лично напоминает пахнущий ладаном музей...

Я смотрю на горящие, чуть потрескивающие свечи, роняющие восковые слезы, и думаю о том, простит ли когда-нибудь Господь тех, по чьему умыслу целое поколение людей выросло без веры в сердце. Мне очень интересно, где находятся души оголтелых коммуняк, взрывавших храмы, преследовавших священников и прихожан, топтавших святые иконы – а потом покаявшихся? Я думаю, все они, яростные атеисты, неверующие коммунисты, отпетые революционеры, истово искренне и от всего сердца раскаивались в страшных грехах своих. Потому что на закате жизни, на пороге вечности невозможно не почувствовать благодати божьей, не увидеть небесного света, озаряющего земную часть пути. Тогда, перед уходом, во время ухода, им все стало ясно, а еще страшно – ведь ничего уже не исправить. Раскаяние – только это и оставалось.

Если искренне каешься – говорят, Бог прощает.

В Библии написано – прощать надо, следует учиться это делать, кто из нас без греха, пусть первый бросит камень...

Только нет во мне прощения и милосердия. Мне хочется наполнить свою душу снисходительностью, покоем, светом, однако там лишь обида и раздражение.

Я слишком долго не принимала воли Господа, чтобы не совершить поступков, которых совершать не следовало бы.

Мне даже теперь неловко в церкви – не знаю всех молитв, не понимаю всех обычаев и канонов. Я не боюсь туберкулеза, которым можно заразиться, вскрывая труп бомжа – но мне страшно сходить на исповедь к священнику.

Сын и невестка уже совсем другие. Внучку покрестили, когда ей было всего полгодика. Это не тот случай, как у нас с Леней, когда до седых волос дожили, и только потом креститься научились.

Интуитивно я всегда понимала – есть какая-то великая неимоверная сила.

И в семье моей Бога не хаяли никогда. Но понимать, слово плохого не произносить – это совсем не та радость и далеко не то счастье, когда живешь в согласии с законами Божьими.

Всякий находит свою дорогу к храму, и страна наша нашла, и я, в конце концов, разглядела, отыскала. И лучше поздно, чем никогда. И Бог, конечно же, поймет и простит. Но я не хочу поздно, не могу смириться, я хотела бы раньше, сызмальства уже хорошо понимать, как нужно жить, как должно поступать.

Мои дорогие мамочка и папочка дали мне очень многое, и многому научили. Любить жизнь, людей, помогать, отдавать.

Но если вокруг вязкая жирная грязь – белая одежда запачкается.

Среда подавляет, влияет, формирует.

Не уверена, что моя духовная работа над своим сознанием когда-нибудь достигнет таких высот, чтобы простить тех, кто бросил души людские в зловонное болото неверия...

– Симпатичный какой батюшка, правда? Настоящий! – прошептала стоящая рядом со мной Юля Семенова. – Марина молодец, что решила обвенчаться. Дай им Бог счастья!

Священник в праздничной, красиво вышитой одежде и правда хорош собой. Ему лет сорок, у него большие сияющие серые глаза и окладистая борода. А голос какой величественный!

– Юль, слушай, а я думала, ты – свидетельница. Почему теперь за женихом и невестой двое свидетелей-мужчин стоят, Володя и Гарик?

К нашему перешептыванию решает присоединиться Кирилл Алексеевич:

– Из-за венцов, тяжело их все время держать. Батюшка так накануне и посоветовал, пусть лучше мужчины держат.

Какие красивые лица меня окружают во время церемонии венчания! Даже полубезумная тетя Алена, чисто умытая, в платочке, осмысленно смотрит на икону Николая Угодника и крестится. Невероятно, вечно угрюмый писатель Левицкий весь светится. Серьезный (без плеера и косметики! Может же, когда хочет!) Антон-Эмо, сосредоточенная Олеся, торжественная Юля, вдохновленный Михаил. И даже Вовчик уже выглядит почти интеллектуалом Володей...

Только Айо не появилась в церкви. Ей ее религия это запрещает? Жаль. Может, я излишне категорична, но мне кажется, что чем с духами водиться, лучше свечи ставить!

Я смотрю на лица мужчин и женщин, собравшихся в эти минуты в церкви, и снова убеждаюсь: благодать божья превращает обычные черты в иконописные.

Меня всегда интересовало, если после службы люди становятся такими прекрасными и одухотворенными, откуда же потом берутся в нашей жизни агрессия, грязь, боль?..