— Стойте, где стоите, или я буду стрелять, — раздался вдруг мужской голос сверху.

Говорили на чистом русском языке, и это Дениса немного смутило.

— А чтобы вы не стреляли, я должен оставаться на месте? — уточнил Денис. В переговорах всегда самое главное — тянуть время.

— Да.

— Но я же не могу стоять здесь все время, у меня есть всякие естественные потребности, и вы тоже не можете следить за мной все время, у вас будут те же самые проблемы.

— А я не один! — запальчиво сказал голос, и Денис сразу понял, что он врет.

— Вот что, Пенгертон… — сказал было Денис.

В ответ сразу же раздалось:

— Стойте на месте, я сказал!

— Вообще-то я еще не двигался. — Денис поднял руки вверх, демонстрируя чистоту своих намерений, и сделал несколько шагов вверх по скрипучей лестнице. Господи, неужели действительно можно поверить, что Ванштейн тут устраивал какие-то оргии? Да эта лестница больше одного человека не выдержит. Разве что оргии организованно проходили во дворе? — Пенгертон, не бойтесь, я не из ФСБ, — громко сказал Денис. — Я частный сыщик, меня послал Ванштейн. Иначе сами посудите, как бы я вас нашел? Кроме него, никто же не знает, где вы прячетесь. Бросайте свою берданку и спускайтесь, поговорим.

Возникла полуминутная пауза, по истечении которой последовал ответ:

— Поднимайтесь вы. Я должен убедиться, что вы один.

Пока я буду идти, понял Денис, он к окну метнется, проверит. А неглуп американец. Но действительно ли американец, уж больно чисто по-русски шпарит?

Денис медленно прошел семь ступенек, больше опасаясь не выстрела, а как бы ветхое деревянное строение не рухнуло под его тяжестью, повернул на маленькой площадке и снова пошел вверх. Теперь он уже видел этого таинственного жильца. Но что это такое у него в руках? Или только кажется в полумраке?

Поднявшись на второй этаж, Денис сделал короткое движение, и пистолет Пенгертона оказался теперь уже у него. Пенгертон с недоумением смотрел на свою пустую растопыренную ладонь, а Денис приветливо ему улыбался. Так и есть, газовый пистолет. И смех и грех: его, матерого профессионала, какой-то журналюга держал на мушке с помощью такого вот дамского оружия. Хотя, впрочем, этот пугач можно использовать по-всякому.

— Джордж, давайте поговорим, — мягко сказал Денис. — Давайте, что ли, чаю попьем…

— Вы, наверно, близкий друг Бориса, — сказал Пенгертон, медленно приходя в себя, — если знаете, где у него что лежит. Я вот до сих пор питаюсь тем, что привез с собой. И чай не пью.

— Нет, вы ошибаетесь, я здесь впервые.

Они сели, Денис — в кресло, Пенгертон — на кровать, на которой валялась груда различных газет и журналов, очевидно, он пытался тут не терять форму.

Денис наконец смог внимательно рассмотреть Пенгертона. Огромные кисти рук, длиннющие ступни. Наверно, росту в нем — метр девяносто, никак не меньше. Да, конечно, это был тот самый, всеми искомый «похищенный» американец. Во-первых, в библиотеке Денис нашел многочисленные фотографии Пенгертона, появившиеся в прессе после его исчезновения, а во-вторых, простого взгляда на это худощавое, немного лошадиное лицо было достаточно, чтобы понять, что перед вами иностранец, сколько бы лет он ни прожил в России, и чистый русский выговор никого тут обмануть не мог. Было в нем что-то наивное, какое-то непреходящее выражение удивления, застывшее в серых глазах.

Чтобы разговорить Пенгертона, понадобилось немного времени, и хотя в общем и целом картина была ясна Денису и раньше, теперь она получила подтверждение со слов непосредственного участника событий. Пенгертон отсиживался на старой даче Ван-штейна. Вся история с похищением американца была от начала и до конца выдумкой. Ванштейн придумал и разыграл ее как по нотам. Якобы под давлением террористов он начнет печатать «чеченские дневники», а реально — им самим собранные документы.

Денис понял, что Ванштейн уже много времени сидел на отличном компромате, который жег ему одно место. С точки зрения современной журналистики это был прекрасный материал, просто бомба, но Ванштейн понимал, что, напечатай он все это, Кремль его сожрет, и тогда он придумал эту схему с похищением своего главного редактора, после чего он будет вынужден печатать то, что ему присылают.

Денис имел кое-какое представление о его биографии. Первоначальный капитал медиамагнат сколотил на порноиндустрии, удачно инвестировал средства и сказочно разбогател; став медиамагнатом, переключился на политическую порнографию. Ванштейн был неоднократно бит жизнью и властью, и теперь он даже мог себе позволить подкармливать правозащитников и оппозиционные партии и просто делать то, что ему нравилось.

Денис не осуждал издателя, но и не был его сторонником. Случилось так, что они кое о чем договорились, и теперь нужно было выполнять свою часть сделки. Денис сказал Ванштейну во время прогулки на тюремном дворе: «Грубо говоря, обладая вашей информацией, я освобожу этого журналиста, заработаю себе медаль и верну расположение органов, а взамен поведаю вам в эксклюзивном порядке, как все было в Ростове?» Ванштейн пусть своеобразно, но поведал ему о том, где скрывается Пенгертон. И кстати, перед тем как рассказать о своей чудесной даче, заметил: «Я рассчитываю на вашу скромность и… порядочность».

Выйдя из «Глории», уже на улице Голованов сказал Щербаку:

— Знаешь, все очень странно. Эта загадочная «Дина» действительно арендовала земельный участок в ближнем Подмосковье два с половиной месяца назад. Произошло это молниеносно, очевидно, что с помощью каких-то рычагов в мэрии, мой источник затрудняется даже предположить, кто был задействован. Он смог раскопать лишь, что «Дине» было предложено несколько вариантов на выбор, каковой пал на изрядный кусок земли в Николо-Архангельском районе, там, где он упирается в Салтыковский лесопарк, это на востоке от Москвы, примерно в…

Щербак, садясь за руль, кивнул: знаю, мол, расслабься.

— Причем там участок, который предлагали в аренду, оказался очень большой, даже не пять, а десять квадратных километров. Но это их устроило.

— Кого — их, твой источник не сказал?

— Нет… Стой, что ты делаешь, почему направо не сворачиваешь?!

— Нам нужно всего лишь с Кольцевой выехать на Носовихинское шоссе, — сказал Щербак. — А там как раз свернем на Салтыковскую. Так что доедем до кольца, а ты пока отдохни.

Когда они доехали до кольца, позвонил Агеев, он радостно сообщил:

— Сева, игра закончилась, «ЦСКА» выиграл!

— Я счастлив.

— Ты не. понял, я говорю, матч закончился, Астахов поцеловал сына и уехал. А жена осталась. В смысле — бывшая жена.

— Куда он уехал?!

— А я знаю? — на одесский манер ответил Филя.

— А какого черта тогда я послал тебя следить за ним?! — заорал Голованов так, что даже Щербак вздрогнул и крепче вцепился в баранку.