Как это обмолвился сам Ковбаса? “Я еще в первый свой срок и сам, и через помощников вразумить их пытался… да тогда же и понял, что они поперешные. Что ты их ни попроси – то они для-ради свободы своей наоборот сотворят…”

В первый срок. Целых пять лет он мог наблюдать хемунису и баку…

И вот теперь попросил. Твердо зная, что и те и другие поступят наоборот.

По спине Богдана словно поползло ледяное крошево. Соловецкая шуга.

Неужели он вчера проговорился сгоряча, когда речь зашла о самом наболевшем?

— Баг, — проговорил он, стараясь говорить совсем спокойно. — А Баг…

— Что?

— Когда, ты говоришь, Крюки заметили, будто у них за клуней ночевал кто-то?

Баг чуть удивленно воззрился на еча сбоку; здесь, возле стоянки, тропинка расширилась, превратившись в расчищенную дорожку, и че-ловекоохранители шли уж не гуськом, а рядом, плечом к плечу.

— Сейчас, погоди… На Воздвиженье.

— Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня, — сказал вполголоса Богдан. — Четырнадцатый день девятого месяца…

— А что такое?

— А градоначальник к ним когда заезжал, они сказали?

— Да несколько раз… — Баг, припоминая, почесал нос. — О, точно! Матвея помянула, будто они это сено примятое с окурками нашли аккурат наутро после того, как Ковбаса к ним впервые заехал проведать и узнать, не испытывают ли старики в чем затруднений…

Богдан даже сбился с шага. Баг поддержал его с неподдельной тревогой.

— Тебе в постель надо, еч…

Так.

Четырнадцатого.

И как раз в тот вечер, уходя, Ковбаса вполне мог увидеть Крюка… и кого-то еще, если есаул был не один. Они, верно, совсем недавно прибыли в Мосыкэ и еще не нашли себе берлоги… Все очень просто. Кто имел доступ к закрытой сети? Ковбаса. Кто мог с ходу узнать Крюка и остальных по фотопортретам из секретного предписания? Ковбаса. Кто знал слово власти? Ковбаса…

Отчего столь нерадиво искали Крюка в Мосыкэ? Почему такие простые зацепки – отцелюбивость есаула, его набожность и внимание к внешности – пришли в голову студентам Бага, а отнюдь не местным человекоохранителям? У вэйбинов-то было сколько угодно времени, чтобы прочесать все “Стрижки-брижки”, церкви и прочие места… Что это, отчего так?

Встреча Ковбасы с писателями была девятнадцатого. А через пару дней – два незнакомца поведали двум писателям свои истории…

А в конце десятого месяца замораживание ремонта дома близ гробницы Мины и сдача помещений в краткосрочный найм… Это к зиме-то! Очень хозяйское решение.

Он тоже не выдержал искушения. Так удобно – все сделать руками заклятых…

Как это сказал Кормчий?

“Цель-то какова была!”

— Да, — мертвенно проговорил Богдан, — я бы сейчас лучше полежал.

Небрежными, привычными взмахами они одновременно показали дежурному вэйбину пайцзы и прошли на стоянку.

Баг уж взялся за ручку дверцы, заботливо приговаривая:

— Вот я тебя сейчас в гостиницу свезу… в “Батькивщину” твою… отдохнешь… Точно лекаря не надо? Точно?

— Баг, — проговорил Богдан, усаживаясь на свое место, — ты вот что… ты высади меня возле городской управы, а? А сам поезжай к себе. Там уж, поди, заждались.

Он и не хотел этого, но как-то ненарочно, само собой подчеркнулась эта множественность: заждались.

У Бага екнули скулы под тонкой кожей щек.

— А ты зачем в управу? — прогревая движок, спросил Баг через несколько мгновений.

— С градоначальником хочу по горячим следам обсудить…

— Я с тобой.

— Да там не очень важно…

— Дело важней всего.

— Поверь, еч, — тихо проговорил Богдан, — это не всегда так.

Баг покосился на него серьезным, испытующим взглядом.

— Опять у тебя озарение?

— Пока не знаю, — спрятав мерзнущие руки в карманы дохи и втянув голову в воротник, нахохлившись, ровно больной воробей, ответил минфа.

— А как ты потом до гостиницы доберешься?

— Как-нибудь доберусь. Не в лесу живем.

Почему-то Багу не хотелось возвращаться в “Ойкумену”. Он сам, верно, не отдавал себе в том отчета – но почему-то побаивался возвращаться. Приятнее и покойнее было бы продолжать расследование; а лучше всего – еще с кем-нибудь порубиться. Однако ж и навязывать свое сопровождение другу он тоже уж не мог. Предложил. Получил ответ. Все.

— Как скажешь, еч, — помрачнев, буркнул Баг и тронул повозку с места.

Посетителей к Возбухаю Недавидовичу в сей поздний час, уж конечно, не записывали – но сам градоначальник, как с готовностью ответствовал Богдану дежурный при входе, был на месте. В такой день начальнику домой не уйти… Впрочем, и не только начальнику. Здание управы отнюдь не пустовало; нынешний переполох растормошил самые разные городские службы.

Богдан мгновение постоял в пустой приемной, собираясь с духом, потом пальцем поправил очки и постучал. Вошел, не дожидаясь ответа.

Одиноко восседавший перед работающим в углу кабинета громадным телевизором Ковбаса оглянулся.

— А, еч Богдан! — воскликнул Возбухай Недавидович, отключая звук; приглашающе взмахнул рукой: мол, проходи, проходи скорей, — и тут же вновь уткнулся в слепящий экран. Он наслаждался. Он явственно наслаждался тем, что на экране творилось. — Меня предупредили с вахты… Присаживайся! А я тут новости смотрю, успокоиться никак не могу после всего. Что я тебе говорил давеча, а? Ведь как в воду смотрел! Ровно кошка с собакой! Только теперь их вражда им самим боком выходит, весь город в ужасе! Это уж не шутки… Кража, святыню схитили прямо из храма! Насилие – из-за помруна своего в гроб к покойнику полезли без стыда, без совести, могилу осквернили! Святотатство с одной стороны, святотатство с другой…

Богдан медленно пошел в глубину кабинета, освещенного лишь сверканием экрана. Прошел мимо кресла для посетителей, в коем сидел так, казалось, недавно – и по-единочаятельски, без малейших задних мыслей беседовал со старым знакомым. Мимо темной громады стола; на столе, смутно мерцая бликами, маршировали ряды одногорбых телефонов, а посреди торчал черный силуэт самшитового хитреца и пройдохи Сунь У-куна, лукавого и наглого поборника того, что он считал справедливым. Царя обезьян.

Обезьян.

Если у Богдана до сей минуты и были какие-то сомнения, тут они пропали напрочь.

— Здравствуй, прер еч Возбухай… — тихо сказал Богдан.

Градоначальник был радостен и возбужден донельзя.