Он продолжал дрожащими пальцами обследовать окружающие предметы. Он лежал в постели, прислушиваясь к шороху вентиляторов и кондиционеров, клацанью и жужжанию сервомеханизмов. Он был на борту корабля. Его привязали к койке. Корабль находился в невесомости.

Фойл отстегнулся, оттолкнулся локтями от матраца и поплыл во тьму. Он искал выключатель или звонок, но руки его наткнулись на графин для воды. На стекле были буквы. Он стал ощупывать их кончиками пальцев. КК, прочел он. Космический корабль. В, О, Р, Г, А. «Ворга».

Он закричал.

Дверь каюты открылась. Внутрь проследовала неясная фигура, слабо озаренная сзади светом из роскошной гостиной.

— На этот раз мы тебя подобрали, — сказал голос.

— Оливия?

— Да.

— Значит, это правда.

— Да, Гулли.

Фойл разрыдался.

— Ты еще очень слаб, — тихо сказала Оливия Престейн. — Ляг.

Она помогла ему перебраться в гостиную и привязала к шезлонгу, все еще хранившему тепло ее тела.

— Ты был в таком состоянии шесть дней. Мы и не думали, что ты выживешь. Твой организм все отвергал, пока хирург не наткнулся на эту батарейку у тебя в копчике.

— Г-хде б’трейкх…? — каркнул он.

— Не беспокойся, милый, заберешь, как только захочешь.

Он смотрел на нее долгое мгновение. На свою Снежную Деву, свою прекрасную Ледяную Принцессу. На ее белую атласную кожу, на слепые коралловые глаза и точеные коралловые уста. Она коснулась надушенным платочком его век и утерла слезы.

— Люблю тебя… — выдавил он.

— Тс-с. Я знаю, Гулли. Я знаю.

— Ты знала все это время. Как долго ты знала?

— Я знала Гулли Фойла с «Кочевника». Своего врага. Пока мы не повстречались, я и не подозревала, что Формайл — это ты. Ах, если бы я только знала. Сколько усилий и времени можно было бы сэкономить.

— Нет. Ты знала. Ты насмехалась надо мной. Ты стояла и тряслась от смеха.

— Стояла и содрогалась от любви к тебе. Нет, не перебивай меня. Пытаюсь мыслить рационально, а это непросто.

Румянец разливался по мраморному лику статуи.

— Я с тобой не забавляюсь, поверь. Я… я выдала тебя своему отцу. Я так поступила. Я думала, что это такая самозащита. Теперь, повстречавшись с ним, думала я, разве не убедилась я, что он опасен? Часом позже я сочла это ошибкой, поскольку поняла, что люблю тебя. Я расплачиваюсь за эту ошибку. Ты бы никогда не узнал…

— Ты воображаешь, что я в это поверю?

— Тогда зачем, по-твоему, я здесь?

Ее потряхивало.

— Зачем, по-твоему, я последовала за тобой? Бомбардировка была ужасна. Тебя бы разнесло через минуту после того, как мы тебя успели подобрать. Твой корабль разлетелся на обломки…

— Где мы?

— Какая разница?

— Мне нужно узнать. Мне нужно выгадать время.

— Зачем?

— Так, храбрюсь.

— Мы на орбите Терры.

— Как ты меня нашла?

— Я понимала, что ты пойдешь по следам Линдси Джойс. Я взяла первый попавшийся из кораблей моего отца. Так вышло, что это снова оказалась «Ворга».

— Он знает?

— Он и не подозревает о моей личной жизни.

Фойл не мог отвести от нее взгляда, но созерцание девушки причиняло ему боль. Он обожал ее и ненавидел. Стремился зачеркнуть уже известное, случившееся в реальности, и ненавидел ее — поскольку понимал, что сделанного не воротишь. Он обнаружил, что мнет ее платочек дрожащими пальцами.

— Я люблю тебя, Оливия.

— Я люблю тебя, Гулли, враг мой.

— Господи! — заорал он. — Зачем ты это сделала? Ты же была на «Ворге», возглавляла тот мародерский рейд. Ты приказала заманить беженцев на борт и вышвырнуть их в космос. Ты приказала не подбирать меня. Зачем ты это сделала? Зачем?

— Ты? — бросила она. — Ты требуешь от меня извинений?

— Я требую объяснений.

— От меня ты их не дождешься.

— Кровь и деньги, сказал твой отец. Он был прав. О сука! Сука, сука!

— Кровь и деньги, да. Я не стыжусь страсти к ним.

— Оливия, я тону. Брось мне спасательный круг…

— Ну и тони. Меня никто никогда не пытался спасти… Хотя нет. Нет, дорогой мой. Всё не так. Погоди. — Она собралась с мыслями и снова заговорила полным нежности голосом: — Я могла бы придумать правдоподобную ложь, Гулли, и сделать так, чтоб ты в нее поверил, но не стану. Есть простое объяснение. Я живу своей жизнью. Мы все живем своими жизнями.

— А в чем твоя жизнь?

— Она не слишком отлична от твоей. От жизней остальных — тоже. Я обманываю. Я мошенничаю. Я разрушаю. Как и мы все. Я преступница. Как и все мы.

— Но зачем? Ради денег? Тебе не нужны деньги.

— Не ради денег.

— Ради контроля… власти?

— Не ради власти.

— Зачем же тогда?

Она глубоко вздохнула, словно ответ явился ей только что и обрушился сокрушительной тяжестью.

— Чтобы отомстить вам всем.

— За что?

— За то, что я слепа, — сказала она сдавленным ненавидящим голосом. — За то, что надо мной издеваются. За то, что я беспомощна. Лучше бы меня убили, когда я только родилась. Ты знаешь, что такое быть слепой? Чувствовать себя человеком второго сорта? Зависимой, инвалидкой, дармоедкой? Я решила построить свою тайную жизнь так, чтобы и всех остальных затащить на свой уровень. Если они уже слепы, сказала я себе, сделаю их еще более слепыми. Если они беспомощны, изуродую их. Отплачу им всем. Всем.

— Оливия, ты безумна.

— А ты?

— Я люблю тебя, мое чудовище.

— Мы пара чудовищ.

— Нет!

— Нет? — вспыхнула она. — Думаешь, ты лучше? А чем ты был занят? Ты пытался отомстить миру точно так же, как это делала я! Что есть твое возмездие, как не попытка свести счеты с Роком? Любой назовет тебя чудовищем, безумцем! Я тебе говорю, Гулли, мы два сапога пара. Мы не могли не влюбиться друг в друга.

Истина, заключенная в ее словах, надломила его. Он попытался примерить эту картину на себя. Она идеально совпала с тигриной маской на лице.

— Ты права, — медленно сказал он. — Я ничем не лучше тебя. Даже хуже. Но, клянусь Богом, никогда я не убивал шестьсот человек просто так.

— Ты убил шесть миллионов человек.

— Что?!

— А возможно, даже больше. У тебя есть средство, способное положить конец войне. Ты скрываешь его.