– Для начала я познакомлю тебя со своим другом, – с трудом подбирал я слова, вдавливая педаль до упора. Визг тормозов почему-то напомнил мне лошадиное ржание. Так реагирует лошадь, увидев не красный свет светофора, а красное зарево пожарища.

– Это тот, которому ты давал поиграть в эти шахматы? – еще больше насторожилась Кэт.

– Нет, – покраснел я и отвернулся, понимая, что запутываюсь в собственной лжи, – другой, ты его еще не знаешь.

– Кругом воровство и раздолбайство! – горестно думал Бабенко, опорожняя рюмку-другую ракии, когда они с Карабановым наворачивали по порции баранины, да потихоньку бухали в кафе «Бухара».

– Успокойся ты, – говорил Бабенко, – им твой магазин ни к чему. Им другое надобно.

– Значит, это все ко мне непосредственно никакого отношения не имеет! – облегченно вздохнул Карабанов, когда Бабенко изложил свое виденье ситуации.

– К тебе нет, а ко мне косвенное, но имеет.

– И какое же?

– Мое последнее дело. После которого мне пришлось уйти со службы, – Бабенко хотел было продолжить, но вовремя осекся и замялся.

– Да, ты как-то обещал рассказать.

– Да ничего особенного. Там главный подозреваемый, идеолог организации, мозг, из-за которого я провалил операцию, оказался известным кашеварским писателем. Он обвел всех нас вокруг пальца, а мы под давлением общественности были вынуждены отправить его восвояси. С условием отбывания срока заключения в Кашеваре. Считай на курорте!

– Припоминаю! Это тот писатель, которого обвинили в пропаганде терроризма? – удивился Карабанов. – И вы его упустили из своих когтистых лап?

– Да, отправили отсиживать на родину! А все ради крепких уз дружбы с Кашеваром. Но все равно обидно, – опорожнил очередную рюмку Бабенко. – В силу профессиональных качеств имеешь привычку следить за всеми своими подопечными и после вынесения приговора.

– Да ладно, расслабься, – в свою очередь стал успокаивать товарища Карабанов, – как говорится, с глаз долой и из сердца вон.

– Не без этого, – вздохнул Бабенко, глядя на остывающее мясо, – но чувствует мое сердце: тот писатель каким-то образом связан со всем происходящим и с шахматами. Ох, не случайно, не случайно Кашевар вновь всплыл в моей жизни! Там сейчас некоторые беспорядки на улицах. А где молодежь бунтует – там и он.

– Средняя Азия и Кавказ слишком горячи, потому что там большой процент молодняка, – философски заметил Карабанов. – И чего этой ребятне не живется спокойно? Были бы они нашего поколения, успели бы построить страну, хлебнули бы горя, глядишь, не полезли бы играть в эти игрушки с революцией.

– Ребятишки бунтуют неспроста! – огрызнулся Бабенко. – Они, как индикатор, все чувствуют! Какое у молодежи будущее? Ни образования, ни достойной жизни, ни бесплатной медицины, ни работы. Чем ей еще заняться?

– Шли бы в частный бизнес, как мы с тобой! Открывали бы свои предприятия и торговые точки. Капитализм на дворе! Все в твоих руках. Становись ЧП и работай!

– Вот именно, ЧП кругом! Раздербанили страну! Разворовали и растащили по частным лавочкам безо всяких революций. Поменяли тихой сапой строй ради сохранения привилегий и передачи доходов и положения в обществе по наследству, – с неприязнью посмотрел на сынка партийного бонзы, отъевшего репу Карабанова Бабенко. – И потом, кому нужен твой капитализм? Ты же не хуже меня знаешь, что капитализм – это большая афера. Важно не сколько компания произвела, а сколько ее акции стоят на бирже. Произвести можно ноль, предприятие захватить и обанкротить, цеха сдать под склады, а прибыль и доходность по бумагам показать сумасшедшую. Все виртуально: и экономика виртуальная, и миллиардеры дутые.

– То, что экономика дутая, и продавать сейчас выгоднее, чем производить, согласен! – продолжал гнуть свою линию, словно не слыша товарища, Петр Анатольевич. – Ну а ты что хотел? Что можно взять с поколения, которое выросло вне созидательной истории? Вполне естественно, что их, образованных и пресытившихся сексом, тянет на агрессию, революции и прочие «игрушки», в отличие от нас, строивших эту страну детей так называемых «застойных» лет.

– И как дитя «застойных» лет, ты предлагаешь молчать? – ухмыльнулся Бабенко, мол, тоже мне строитель коммунизма в капиталистическом соусе!

– Почему молчать? – поспешил пояснить свою позицию Петр Анатольевич. – Власти нужно давать сигналы снизу. Конечно, без перегибов, но сигналы снизу должны идти. Мол, дальше так жить нельзя. И если вы что-то не сделаете, то долго на своем месте не засидитесь.

– Ой ли? Так они там, наверху, и испугались! – снова косо посмотрел на Карабанова Федор Сергеевич. – Да им любая заварушка выгодна. Они лишь ухмыляются да руки потирают от таких сигналов! Под шумок сами рейдерством занимаются, да сверхприбыли стригут от скачков на бирже. Или ты забыл, как сначала менты вытеснили бандитов из бизнеса, а потом фээсбэшники ментов? Я-то на это «добро» насмотрелся изнутри.

– А что ты предлагаешь? Настоящую революцию? Смуту в стране?

Поев, Федор Сергеевич поспешил встать из-за стола, так ему был неприятен этот, набивший оскомину, обычный в общем-то в их кругах разговор. Поправив рубашку, Бабенко направился было в туалет подальше от плохо пахнущего деньгами Карабанова. И как раз в это время раздался телефонный звонок. Взглянув на дисплей, Бабенко понял, что звонит их клиент.

– Подожди минуточку, – поднял ладонь Бабенко, мол, очень важный разговор.

«Вы оказались правы! Мне угрожает опасность. Сегодня двое перевернули мою квартиру вверх дном! Что мне делать? Может, отдать им этот шахматный набор и дело с концом?»

Выслушав взволнованную тираду и постаравшись убедить Грегора Стюарта не отдавать так скоро шахматы, Бабенко пообещал прийти на помощь и перезвонить. А пока, отключив мобильник, он повернулся к Карабанову и, глядя тому в глаза, спросил:

– За сколько серебреников ты продал информацию о твоем покупателе?

– А что мне оставалось делать?! – взорвался Карабанов, ибо всегда считал, что лучшая защита – это атака. И потому говорил на повышенных тонах. – Или мне надо было ждать, когда мой магазин спалят?

– Значит, ты нас слил и теперь заметаешь следы, пытаясь уговорить меня на примирение постфактум? – после этих слов Бабенко встал, намотал шарф на шею и стал надевать пальто.

– Да пошутил я, – опять взорвался Карабанов, – не говорил я ничего! Не знаю, откуда они информацию получили! Просто у меня нервы на пределе! Терпеть не могу лишних проблем. Мне одного джакузи, что свалился на голову с этими чурбанами-инопланетянами, достаточно. Такой погром учинили, кашеварцы чертовы! Ну, ни бум-бум по-русски!