litbaza книги онлайнСовременная прозаЗапретное чтение - Ребекка Маккаи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 86
Перейти на страницу:

Мы проезжали через небольшие городки, состоящие из двух- и трехэтажных домиков, покосившихся и с облупившейся краской. Из окон свешивались простыни с прикрепленными к ним самодельными плакатами. Плакаты гласили: «Вернем Вермонт себе!», и я вспомнила, что совсем недавно слышала по Эн-пи-ар сообщение о волне протестов, прокатившихся по штату в связи с принятием закона о гражданском браке. Они тогда передавали телефонное интервью с жителем Берлингтона[68], который, судя по голосу, был молод, энергичен и изрешечен пирсингом.

— Во всей стране, — сказал энергичный житель, — вы не найдете другого штата, в котором так мирно сосуществовали бы такие разные взгляды. Половина местных жителей крайне либеральны, а другая половина — консервативны до такой степени, что получается нечто вроде «Оʼкей, пускай они будут голубыми, если мне разрешат и дальше держать дома оружие». Вот такой мирный союз противоположностей.

По правде сказать, озлобленные сгустки краски на истрепанных ветром и дождем простынях можно было принять за что угодно, но уж никак не за проявление мирного союза. И еще я вспомнила, что этот человек, у которого брали интервью, сказал, что к бамперу его машины приклеена табличка «Возьмем Вермонт сзади!».

В ту же секунду Иэн спросил меня, что означают все эти плакаты. Я хотела было выдумать что-нибудь о борьбе с загрязнением окружающей среды, но решила, что будет лучше сказать правду. Я так долго искала повод, чтобы поговорить с Иэном на эту тему, что глупо было бы теперь не воспользоваться таким удачным случаем.

— В Вермонте хорошо жить таким людям, которые называются голубыми, — объяснила я. — Ну, это когда, например, мужчина влюблен в другого мужчину. И здесь им даже разрешается в определенном смысле вступать в брак друг с другом. Но некоторым сердитым людям это не по душе. Они-то и развешивают такие плакаты.

— Это, наверное, дома добрых христиан, — сказал Иэн.

Я оглянулась на него и увидела, что он испытывает гордость за эти самые дома добрых христиан, и еще поняла по его виду, что он считает наш разговор оконченным.

— Знаешь, — попыталась я спасти положение, — может, эти люди и в самом деле добрые христиане, но большинство христиан не вывешивают из своих окон таких плакатов. Большинство христиан считают, что люди должны быть счастливы такими, какие они есть. А авторы этих плакатов исполнены ненависти. Они совсем как нацисты. Нацисты тоже не любили гомосексуалистов и отправляли их в концентрационные лагеря вместе с евреями.

Прокрутив в голове сказанное, я сообразила, что поступила не слишком правильно, намекнув на сходство родителей Иэна с нацистами.

Иэн секунду молчал, а потом вдруг спросил:

— А вы знали, что Гитлер хотел быть художником, но не смог поступить в художественную школу и поэтому стал нацистом?

— Да, я об этом слышала.

— Представляете, если бы он поступил в художественную школу, весь мир был бы другим!

— Это лишь еще раз доказывает, — подхватила я, — что людям нужно позволять быть самими собой. Когда их лишают такой возможности, они становятся несчастными и отвратительными.

Иэн расхохотался:

— Представляете, приходите вы в музей, а экскурсовод такой: «Здесь вы видите прекрасного Моне, а там, слева от вас, — ранний Гитлер». Вот прикольно было бы, правда?

Я не могла придумать, как бы незаметно снова вернуться к нашей теме.

— А потом вы заходите в магазин сувениров при музее, — продолжал фантазировать Иэн, — и такая: «О, взгляните на этого прекрасного Гитлера! Я повешу его у себя в спальне!» И люди носили бы футболки с Гитлером.

— Да, — согласилась я. — Это было бы куда лучше.

Глядя на далекие поросшие зеленью горы, я размышляла о словах Леона про «нацию беглецов» и думала, что в детстве как-то упустила ритуал бегства из дома, когда рассерженный ребенок прячется в домике на дереве с рюкзаком, набитым шоколадными батончиками, и вдруг вспомнила, что однажды я все-таки убежала, ну, или, по крайней мере, совершила нечто очень похожее на побег. Я много лет не вспоминала об этом случае, а сейчас передо мной вдруг отчетливо возник забытый образ: мне десять лет, и я сижу на корточках под своим письменным столом. В то утро я долго была в гостях этажом ниже — у Тамары Финч, а когда вернулась домой, в прихожей стояла такая тишина, что казалось, весь дом погрузился в глубокий сон, и мне захотелось стать частью этого забытья. Я вошла в квартиру как можно тише и свернулась калачиком у себя под столом — оттуда мне видно было окно, за которым падали огромные снежные хлопья. Я держала перед собой раскрытую книгу, но не читала ее. Я представляла себе своего дедушку, исчезающего в бескрайних сибирских снегах. Я не сердилась на родителей, мне даже не было грустно, просто не хотелось разрушать опустившееся на дом волшебство. Даже когда родители принялись спрашивать друг у друга, вернулась ли я домой, и даже когда они позвонили мистеру Финчу, я продолжала сидеть словно парализованная и не желала возвращаться к жизни. Только когда мать подняла трубку телефона, чтобы позвонить в полицию, я наконец вышла из комнаты и, зевая, объяснила, что уснула у себя под столом. За это они не могли на меня разозлиться — и действительно не разозлились.

Возможно, если бы тогда мою выходку обнаружили, если бы усадили меня за стол и как следует пропесочили, накричали или даже отлупили, сейчас я бы не попала в эту передрягу. Я бы еще в детстве усвоила этот урок: человек не может исчезнуть. По крайней мере, не в Америке и не в наши дни. Раньше я думала, что можно исчезнуть в заснеженных русских полях. (Может быть, именно поэтому я согласилась везти Иэна на север, с каждыми двадцатью милями температура падала на градус, и каждый день мы наблюдали вдоль дороги все более застарелые снежные сугробы.) Но нет, даже это оказалось неправдой. Никакой Сибири больше не существовало. И исчезнуть с лица земли теперь было совершенно невозможно.

Уже в сумерках мы остановились в Беннингтоне, потому что Иэн вспомнил, что читал о битве при Беннингтоне, когда готовил доклад. В центре все было закрыто, и спросить было не у кого. Раскладная брошюра, которую мы подобрали на заправке, сообщала, что в городе есть музей Войны за независимость, но, когда я предложила Иэну заночевать здесь, чтобы посетить музей наутро, это не вызвало у него большого энтузиазма.

— Я не очень-то люблю музеи, потому что все время боюсь нечаянно включить сигнализацию, — сказал он.

Я даже стала сомневаться, что ему действительно так уж интересны эти парни с Зеленых гор — возможно, они просто были единственным, что он знал о Вермонте. Мы взяли брошюру, запаслись сладостями в дорогу, и еще Иэн купил на свои последние деньги очки в зеленой оправе и с зелеными стеклами, на которых было написано «Я ♥ Вермонт».

Мы проехали еще немного на север и остановились в отеле на короткой центральной улице городка, название которого мы так и не узнали. Полы в отеле были перекошены, и шаги отзывались таким гулом, словно под досками ничего не было. Иэн убедил себя, что здесь водятся привидения. Мы были единственными постояльцами, но пока мы ужинали в кафе на первом этаже, оно постепенно стало заполняться местными жителями. Все с интересом на нас поглядывали, но, наверное, просто потому, что мы были приезжими, а может, потому, что Иэн непременно решил весь ужин не снимать зеленых очков, которые нацепил поверх обычных, чтобы молоко в стакане казалось зеленым.

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 86
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?