– Помоги мне снять платье, а потом передай вон то, зеленое, что лежит на стуле.

Но и то, зеленое, на кринолине, не понравилось Елизавете. Когда Вастль застегнула на нем последнюю пуговицу, стало ясно, что на венецианском маскараде такой наряд неуместен. Он подходил для Парижа, для королевского дворца Сен-Жермен, а не для Венеции. Кроме того, чересчур смелое декольте требовало соответствующих украшений, а в планы Елизаветы не входило носить на себе целое состояние.

Она разочарованно вздохнула.

– Нет. Никуда не годится. Дай мне платье, которое лежит под красным кунтушом.

В бедрах это платье было широковато, но это можно было легко исправить с помощью нескольких стежков. Когда Елизавета увидела себя в зеркале, она обрадовалась: вот то, что нужно!

Сильно приталенное платье было из шелка черного цвета – иссиня-черного; оно переливалось на свету так, что, казалось, вот-вот из его складок посыплются трескучие искры.

Платье не совсем соответствовало моде XVIII века, оно скорее было стилизовано под этот век: вместо фижм и кринолина – только легкий намек на пышность юбки. Скорее всего, Кёнигсэгг случайно отобрала его вместе с другими для Елизаветы и угодила госпоже, сама того не ожидая.

Ворот платья был из темно-серого шелка, на груди кружева. Короткие рукава были обшиты зубчатой каймой. Если Елизавета наденет черные шелковые перчатки выше локтя, часть предплечья останется открытой: это придаст облику легкую фривольность, которая так восхитительно естественна для венецианских маскарадов.

Елизавета примерила бархатную полумаску, отступила на шаг от зеркала и раскрыла веер. Он послушно затрепетал в руке, то приближаясь к лицу, то отлетая прочь, то вновь приближаясь…

Да, в роли незнакомки ей будет нетрудно найти кавалера, который захочет пригласить ее на танец.

Трон диву давался, как графине удается каждый год внушать гостям бала-маскарада мысль, будто семья преуспевает. Ведь гости, поднимаясь по скрипучим ступеням главной лестницы, видели и обвалившуюся штукатурку, и мельчайшую белую известь, сыпавшуюся с потолка, и трещины толщиной в палец на перилах.

Тем сильнее было чувство удивления, возникавшее буквально у каждого, попадавшего в бальный зал. При виде более трех сотен горящих одновременно свечей, создававших. мягкое, медового оттенка освещение, многие из гостей, особенно те, кто впервые оказывался на балу у Тронов, восхищенно останавливались. Торжество графини бывало в эти моменты столь велико, что от избытка его она молодела и хорошела. Да, бал-маскарад всегда оставлял сильное впечатление – как хорошо продуманные, тщательно выполненные и правильно расположенные на театральной сцене декорации.

Когда Троны в 1775 году принимали императора Иосифа II, сына Марии-Терезии, гостей в зале обслуживали почти семьдесят слуг – в домашнем архиве Тронов имелось подробное описание этого памятного вечера. Почти сто лет спустя, в феврале 1862 года, прихоти ста пятидесяти гостей должны были удовлетворять всего тридцать лакеев. Десять из них стояли с факелами в руках вдоль парадной лестницы, как живые канделябры; остальные принимали заказы гостей в самом бальном зале и примыкающих к нему комнатах – разносили напитки, угощали в буфете и относили использованную посуду на кухню. Как и полагалось на балах, был приглашен оркестр – двенадцать музыкантов из театра «Ла Фениче». Стоимость проведения бала-маскарада, включая вино, напитки, а также чайный стол, составляла около двухсот лир – почти треть годового содержания комиссарио Трона. В былые времена на таких балах завязывались разные полезные знакомства, устанавливались необходимые деловые контакты. Нынче, когда жизнь Тронов состояла из одних расходов, а никаких доходов не предвиделось, бал этот был для семьи предприятием разорительным.

Гости начали съезжаться вскоре после восьми часов вечера. Первым прибыло семейство Мочениго. Лицо графа Мочениго, как обычно, было покрыто красной сыпью, а некрасивые зубы выступали вперед; его сестра была в поношенном платье. Сестра была воплощением необеспеченной старости и своей готовностью в любой момент закончить земное существование напоминала лестницу в палаццо Тронов. Мочениго не давали собственных балов уже лет двадцать; первый этаж своего палаццо они сдавали внаем – без этого у них не хватило бы средств на ремонт дома. Они не скрывали зависти к семье Тронов, которые давали ежегодно балы-маскарады, несмотря ни на какие финансовые трудности.

После Мочениго появилась целая орда Приули; они словно принесли с собой запах своего палаццо – его отсыревших потолков, трухлявых скрипучих полов и плесени. Семейство Мочениго весьма прохладно приветствовало семейство Приули, с которым с давних времен вело серьезные наследственные споры. Все вместе они направились в гобеленную комнату, чтобы подкрепиться холодными закусками в буфете; там к ним вскоре присоединились представители других старинных родов Венеции – так звери в степи сбегаются к водопою. Эти родовитые венецианцы всегда приезжали на бал Тронов пораньше, чтобы с плохо скрываемой жадностью накинуться на пирожные и куриные ножки, следя при этом друг за другом, – так делали их предки еще столетия назад во время выборов дожей.

К десяти часам в зале стало чертовски тесно и душно. Толпа возбужденных дам в платьях с рискованными вырезами, со сверкающими колье, в самых разнообразных масках (из гладкого бархата, с жемчужинами и блестками, в масках кошек и лисиц, в масках птиц, украшенных пестрыми перьями, в восточных масках с разноцветными камнями – сапфирами или рубинами) невольно заставляла вспомнить о магараджах и их избранницах. Оживленные остроумные разговоры, взрывы хохота тут и там не оставляли сомнений, что веселее и лучше, чем на маскараде в палаццо Тронов, нигде быть не может. Особенно если на потолке бального зала рукою Джакопо Гварана изображены небеса обетованные.

В этом году стало больше гостей, которые сочли возможным появиться на балу во фраках, а не в камзолах, жилетах и панталонах по колено. С точки зрения хорошего тона это, возможно, было несколько предосудительно, но Трону нравилось, как черный цвет фраков вписывается в неяркие пастельные тона костюмов XVIII века и выигрышно оттеняет их.

Гости подъезжали один за другим, и вскоре в вестибюле началась обычная для бального вечера толчея. Трон отдал приказание: удостоверившись в наличии приглашений, проводить людей в салоны как можно быстрее; однако гостей скапливалось все больше, и слугам становилось все труднее следить за порядком, Так бывало всегда, и Трон чувствовал, что обычный для бала ажиотаж достиг сейчас той точки, когда невозможно проконтролировать происходящее. По выражению лица графини, по тем недовольным взглядам, которые она бросала в вестибюль, протягивая руку для поцелуя очередному гостю, Трон понял, что мать нервничает.

Тем временем музыканты заняли свои места. В десять часов вечера начинался тур танцев – это было для Тронов традиционным сигналом, что пора оставить свое привычное место в центре зала и отправиться в гобеленную комнату, к чайному столу. Тот, кто приедет на бал с опозданием, должен будет пробиваться через всю эту толпу, чтобы приветствовать хозяев в гобеленной.