И хотя мы еще полураздеты, мы уже готовы для секса. Его рука скользит между моих ног, доходит до основания копчика, и ему тоже все становится понятно. Вот я чуть отодвигаюсь, он убирает руку, и я опускаюсь прямо на него.

Я чувствую, как он вошел в меня, и только теперь меня посещает странная мысль: а ведь Дездемона в любую минуту может вернуться. Она окажется здесь, в комнате, и мы ее даже не услышим. И тогда Другая Женщина встретится лицом к лицу с еще одной Другой Женщиной. Вот я сейчас открою глаза и увижу, что она стоит рядом, готовая убить нас. Точно так же, как недавно хотелось это сделать мне самой.

Но тут в моей голове звучит голос Джеки: «Ну, какой ты назовешь лучший способ уйти из этого мира? Смерть всадницы!» Вот это будет оргазм так оргазм!

Я смотрю на Алекса и вижу, что он тоже пребывает в вечности настоящего момента. Он сосредоточен на своем удовольствии, своем и моем тоже. Теперь я осознаю, что он успел усовершенствоваться не только в поцелуях. Этот парень действительно способен на многое. Он сумеет состряпать настоящую бурю чувств, тем более что все ингредиенты здесь присутствуют. Мини-поездка девятилетней давности сменилась банкетом чествования компании Мишлен, а я только сижу и наслаждаюсь подаваемыми мне блюдами.

«Ах, если бы это чувство могло продлиться, — размышляю я, — если бы оно не проходило, и каким-то образом сохранилось навсегда. Если бы только существовал способ запечатать его в волшебном сосуде, а потом откупоривать его и понемногу пользоваться содержимым всю оставшуюся жизнь. Если бы только…»

Когда все заканчивается, я вижу в его глазах сожаление. Он еще находится внутри меня, но лицо его морщится. И он начинает всхлипывать.

— Что я натворил? — вопрошает Алекс, как будто и в самом деле не знает, что здесь только что произошло.

— У нас с тобой только что был чудесный секс, — говорю я. — У тебя и у меня, — повторяю, чтобы он не подумал, будто ослышался.

— Я ненавижу себя, — медленно произносит он.

— Ну что ты, — я стараюсь говорить беззаботно. — Ты, конечно, умеешь улучшить девушке настроение.

— Нет, дело не в тебе, Марта. Ты сама все понимаешь. Ты была потрясающа, — бормочет он. — А вот я… — хлюп — собираюсь — хлюп — жениться. — Он поднимается, скручивает презерватив со своего еще не обвисшего члена и одевается.

— Мне это известно, — самодовольно киваю я. — На Дездемоне.

Глаза его затуманиваются. Он начинает открыто паниковать:

— Она может вернуться в любой момент.

— Нет.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает он, заворачивая использованный презерватив в очень большую салфетку.

— Ну, а где же она сейчас, по-твоему?

— Она… в магазине, наверное.

— Ходит и рассматривает витрины, прикидывая, что нужно купить? — подсказываю я, но он не замечает моей иронии.

— Ну, да. Именно так. — Он исчезает в ванной со свернутой салфеткой в руке. Я надеваю джинсы и футболку. Слышен звук спускаемой воды в унитазе. Алекс снова возникает передо мной.

— Ты мне говорил, что в последнее время она только этим и занимается.

— Чем?

— Разглядыванием витрин.

— Да-да, верно… — Он вытирает глаза и старается побыстрей успокоиться. — И вот теперь я ей верю. По-настоящему верю.

В воздухе повисает самый главный вопрос, и, чтобы решить все окончательно, я его озвучиваю:

— Ты ее любишь?

Он молчит. Серьезный вопрос подразумевает такой же серьезный ответ. В конце концов, любовь — штука непростая. Она настолько сложна, что у древних греков для обозначения ее существовало целых девять слов. Наверное, им было проще разобраться в своих отношениях. А вот мы сократили ее название до шести букв, и поэтому скорее всего теперь на каждом шагу сталкиваемся со всевозможными проблемами.

— Я женюсь на ней.

— А ты ее любишь?

И снова тишина. Он смущен. В этот момент до него скорее всего доходит, что женитьба и любовь все же не синонимы.

— Ну, если бы я ее не любил, разве бы я на ней женился?

Он произносит это так, что сомнений у меня не остается: он сам этого не знает.

— По-всякому бывает.

— Правда?

— Правда, — авторитетно киваю я.

— Ну, тогда тем более не знаю.

Вот это я и хотела услышать. Мне нужно было убедиться в его сомнениях, в его неуверенности. Не потому, что мне хочется, чтобы Дездемона получила то, чего она заслуживает, а просто мне не хочется причинять Алексу душевной боли. Мне хочется защитить его, оградить от неприятностей, и в то же время я хочу, чтобы он узнал всю правду. А вообще-то, если хорошенько подумать, это одно и то же.

Я прикуриваю сигарету, последнюю в пачке, и глубоко затягиваюсь.

— Пошли отсюда, — предлагаю я.

— Зачем? И куда?

Там, на улице, две машины сердито гудят друг на друга.

— Поглазеем на витрины.

Я не собиралась ничего ему рассказывать. По какой-то непонятной причине мне захотелось, чтобы он увидел все своими глазами. Так же, как пришлось об этом узнать мне. Все в полном цвете. Он должен был все увидеть, услышать, обонять и прочувствовать, как это вынесла я всего час назад.

Но как только мы выходим из квартиры, я начинаю сомневаться в своем решении. Не исключено, что увидев такую картину, он окончательно потеряет рассудок. Конечно, мне приятно представить, что он сломает Люку нос, но это только в мыслях. А как будет на самом деле? Наверное, меня это не слишком обрадует.

Поэтому, когда Алекс второй раз интересуется, куда же мы все-таки направляемся, я сразу признаюсь.

Тогда он спрашивает:

— А зачем?

Вот здесь мне приходится замедлить шаг и сказать ему:

— Ты оказался прав.

Этот ответ озадачивает его так, словно я общаюсь с ним на латыни.

— Насчет Дездемоны, — поясняю я. — Ты оказался прав.

— Что ты имеешь в виду? В чем я был прав? — Его перепуганные мальчишечьи глаза подсказывают мне, что он сам, может быть, и не желает слышать всего того, что я собираюсь ему рассказать.

— Дездемона кое с кем встречается, — говорю я, стараясь быть объективной и непредвзятой. Алекс шумно вдыхает воздух, словно пытается проглотить мои слова.

— Что ты имеешь в виду? — И хотя эта информация его полностью сражает, он все же понимает, что по улице, кроме него, еще ходят другие люди, а потому старается сохранить присутствие духа.

— Ну, ты говорил мне, будто подозреваешь Дездемону в измене. И теперь я подтверждаю, что ты оказался прав. Так оно и есть.