– Теперь ты не хочешь их, да?

– На что они мне? Слава богу, нынче у меня довольно родичей – по духу. Есть ты, Анджелла, Артур… Да мало ли?

– А если и Бахрама захомутаешь…

– Уж хомут я найду на кого надеть, – фыркнула ведьма. – Тоже – проблема!

– И-го-го, – сказал Светлан. – Ну, и к чему сия дивная баллада?

– Да к тому, сир, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, – заявила она. – И тебе придётся терпеть меня до конца дней – если повезёт, то моих.

– Напугала! – хмыкнул он. – Кстати, по всем законам жанра…

– Которого?

– Мелодрамы – тут она как бы вплетается… Так вот, если следовать логике «мелодического драматизма», вполне может оказаться, что ты – дочь здешнего епископа. И начнётся общее братание!

– Вот уж вряд ли. Скорее папенька-святоша постарается избавиться от дочуры, подослав убийц. Зачем ему головная боль?

– И в кого ты такая циничная? – удивился Светлан. – Наверно, в меня. Но что мне ты не дочь, я знаю точно.

– Может, и жаль, – задумчиво сказала девушка, будто примеряя его на эту роль. – Хотя с другой стороны… Но вот с третьей…

Зная Жанну, проследить за цепочкой её мыслей было несложно.

– Только не надо заливать про Лота, ладно? – сказал он. – Оставь святых извращенцев библии. Может, в сравнении с тамошними изуверами он и был праведником…

– Вот не любишь ты Бога! – укорила ведьма. – И святую книгу не почитаешь… То есть читаешь, но не по, – хихикнула она.

– Так ведь лучший способ невзлюбить Яхве – прочесть её внимательно. Это ж садюга: столько народу переколошматил ни за что!.. Или эту книгу писали враги? У нормального сапиенса такой перечень злодейств вызовет омерзение.

– Да много ль их, нормальных-то? – пожала плечами Жанна.

Чем ниже они спускались, тем мрачней делалась обстановка. По бокам тянулись облезлые стены, подёрнутые мхом, под ногами шуршали плиты, присыпанные давней пылью, торчащие из креплений факелы делались реже, а сообразно этому сгущался сумрак. Затем смоляные дрыны сменились плошками с горючим маслом, но те размещались лишь на перекрёстках и перед лестницами – верно, решили, что освещать такие места менее накладно, чем тратиться на похороны бедолаг, ссыпавшихся по ступеням или зарубленных другими гуляками, с испуга принявшими их за ночных монстров. Иногда навстречу вышагивал угрюмый патруль из двух-трёх стражников-переростков, клацая стальными подошвами и звякая доспехами. Постовые тоже попадались, обычно около дверей, – неподвижные и безмолвные, точно статуи. То ли их долго муштровали, то ли они боялись привлечь внимание истинных хозяев подземелья.

– И как вы носите это? – ворчала ведьма, ёрзая внутри одежды. – Всё тело стягивает, ремни врезаются, кожу натирает.

– Зато снизу не поддувает, – утешил он. – Походи с годик – и ты привыкнешь.

– Вот ещё!.. Раньше я озверею.

– По-твоему, лучше скакать нагишом?

– Хорошему человеку нечего скрывать, – заявила Жанна. – Тем более, женщине.

– А уж девочке-то!..

– Где уж нам! – фыркнула она. – Вот Адель – иное дело… Кстати, во что она была раздета?

– Скорее уж одета в исподнее, – усмехнулся богатырь. – Это если говорить о верхней половине…

– А ниже как бы колокольчик, да? Очень забавно бывает заглянуть под такую юбку.

– Ещё не хватало!..

– Боишься кого-то там застукать, си-ир?

– Ну, понесло… И когда обзаведёшься тормозами?

– Тормоза придумали трусы, – брякнула она где-то подслушанную фразу. – Смелым они ни к чему.

– Трусы? – спросил Светлан.

Жанна рассмеялась.

Пока что вокруг было спокойно. Ни пугальщиков в истрёпанных саванах, ни полупрозрачных латников, бряцающих древним железом, ни пышнотелых прелестниц, одетых в шлемы и кованые сапоги. Призрачные обитатели крепости словно бы догадались, на кого вышел охотиться богатырь, и спешили убраться с его пути.

Вот Жанне не молчалось – скорее всего, от страха, который она даже не пыталась скрывать. И всё ж о возвращении не заикалась.

– А могу я спросить? – снова заговорила девушка. – Я знаю: ты не любишь, когда заступают…

– «И она выжидательно замолчала», – ухмыльнулся Светлан. – Ты про Анджи, что ли? Вернее, про наши с ней отношения.

– Твоей прозорливости, си-ир, могут позавидовать короли!..

– Не подлизывайся. Тем более, для меня это не комплимент.

– Так ты ответишь?

– Да не ссорились мы – если ты об этом. Просто… раньше мы были целым, а сейчас… не знаю. Что-то растёт меж нами, какая-то стена. Анджи уносит словно бы течением – я чувствую. А нити, прежде сплетавшие воедино, ныне растягиваются всё больше, если не рвутся… Это не значит, что я стал её меньше любить, – прибавил он. – Возможно, и сильнее. Хотя, если бы у нас не было разлада, его следовало бы устроить. Иначе я бы не старался так занять себя делами.

– Даже не знаю, сир, восхищаться ли твоим спокойствием…

– По-твоему, я недостаточно корчусь? – осклабился он. – А можно я буду заниматься этим без свидетелей? Понимаешь, для богатыря быть человеком – недопустимая роскошь. Правда, я лишь обязанности исполняю…

– В меру своих слабых сил, да? – ввернула ведьма. – Ох, сир!..

– Ведь на безрыбье? А как заявится большая щука…

– Затем и щука, – откликнулась она, явно думая об ином.

– Да не ломай голову, – посоветовал богатырь. – И не переживай. У нас с Анджи был замечательный год – он стоит целой жизни, если не многих. Чего тут гневить бога? Ну не пришёлся ко двору – имею в виду королевский. Не вешаться же теперь?

– А может, дело в ином? – спросила Жанна. – Может, это ты сорвался с крючка? Ты ж вольный рыцарь…

– Казак – ещё скажи.

– …и любить способен лишь на удалении. Вы оба слишком пылаете, чтобы не обжигаться друг о друга. И даже если эта боль в радость вам…

– Гори-гори ясно, – пробормотал Светлан. – Шобы не погасло, понимаешь… По-твоему, нам и во дворце будет тесно?

– Да просто ты не усидишь там!.. Сколько бы ни скучал по Анджелле.

– Вот такой я противоречивый, – вздохнул он. – О чём и говорю: никакой цельности. А ведь как люблю комфорт!

Повернув голову, вгляделся в её лицо, затем спросил:

– А монашка, случайно, была не из Азии? Что-то в тебе есть монголоидное – совсем чуть-чуть, для пикантности. И эдакое японское изящество.

– Откуда ж мне знать?

– Действительно… Всё ж любопытная историйка, хотя вроде не в струю.

– Да что в ней любопытного? Даже по нынешним временам – дребедень.