Новой элите совершенно не было знакомо обаяние риска. Этот вид удовольствия так и остался в прошлом, вместе с золотой молодежью, не знающей, куда себя деть.

Адриан довольно быстро разобрался, почему так выходило. Комиссары и без того рисковали каждый день, ибо донос на любого из них мог поступить когда угодно. Рынок власти на поверку оказался столь же спекулятивным и черным, как и любой другой. Просто Адриан играл ценами и товарами, а они — политической конъюнктурой и самими собой. Ничего больше им ставить на кон не позволяли. Каждая партия для кого-нибудь становилась последней.

Прихотливость комиссарской судьбы и скорость ее поворотов потрясали даже Адриана, привычного ко многому. Робеспьер видел английских агентов буквально в каждом человеке. Трибуналы следовали его призыву «быть столь же активными, как само преступление, и действовать так же быстро, как и преступник». Они уже не ведали, где проходит рубеж между реальностью и горячечным бредом вождя.

Адриан увидел, как это бывает, после ареста Жака Ру, именуемого красным священником. Правосудие понеслось резать своих и чужих, как обезумевший хорек, угодивший в курятник. Главный ужас был в том, что никто из комиссаров не знал, в чью фамилию в следующий раз ткнет нежный наманикюренный пальчик Робеспьера.

Прирожденный аферист Адриан Матье оказался самым счастливым членом этой компании. Когда был опубликован список товаров, на которые будет установлен максимум, он понял, что при жизни оказался в спекулянтском раю. Свежее мясо, солонина и свиное сало, масло коровье и растительное, живой скот, соленая рыба, вино и водка, уксус, сидр и пиво, дрова, древесный и каменный уголь, сальные свечи, гарное масло, соль и мыло, поташ, сахар, мел и белая бумага, кожа, железо, чугун, свинец, сталь и медь, пенька, лен и шерсть, материи, полотно и сырой фабричный материал, сабо и башмаки, сурепица, репа и, конечно же, табак получали твердую цену и были обречены целиком уйти на черный рынок.

Адриан не был новичком. Он отлично запомнил, как жестко работают крупные буржуа, а потому хорошо понимал: в считаные дни мятежные районы организуют коридоры для контрабанды всех этих товаров и контроль над реальной экономикой начнет переходить к ним. В стране опять что-то назревало.

Охотник чувствовал, что если не найдет Анжелику в ближайшее время, то для него лично все кончится. Аббат не любил проигрывать, и прощать год безуспешных поисков было не в его стиле. Да, Охотник вышел на след, но пришла пора признать недостаточность своих сил и подключать все агентуру «бешеных».

Он полагал, что супружеская парочка Молле скорее всего сменит имена, причем не мешкая. Поэтому Охотник приказал агентам, работавшим в четырех близлежащих провинциях, составить полный перечень всех, кто прибыл после переписи. Данные начали поступать, и он почти сразу же обнаружил знакомую фамилию.

Супруги Молле даже не думали скрываться и беспечно курсировали из города в город. Сейчас они находились буквально в двух сутках езды от него.

Аббат видел, что проигрывает. Едва конвент ввел твердые цены, тут же начали налаживаться контрабандные коридоры и казна затрещала по швам. Камбон открыто признал, что все налоги исчерпаны, правительство более не в состоянии ни занимать, ни облагать.

Теперь единственным способом не дать буржуа переписать экономику на себя было массированное тиражирование бумажных денег. Каждый новый ассигнат понижал вес прибылей, идущих в руки буржуа. 28 сентября было принято решение о беспрецедентном вбросе в два миллиарда ливров.

Конвент не знал, чем еще поддержать революцию. Он принимал самые разные законы. Один из них, например, обязывал женщин носить трехцветный значок. Было ускорено следствие против генеральных откупщиков, но совершенно попусту. Они давно перепрятали все, что могли. Исход войны на деле зависел только от пакета номер четыре, попавшего в руки Анжелики Беро.

В такой момент Аббат и получил известие о том, что Жан и Жанетта Молле найдены в небольшом городке рядом с линией фронта. Эта новость пришла из агентурных сетей, а не от Охотника.

«Пора его убирать», — подумал Аббат, зная, что победил.

Не пройдет и нескольких часов, как он получит следующее донесение, извещающее о том, что Жан и Жанетта Молле арестованы и препровождаются в Париж.

Пожалуй, Анжелике нравилась такая жизнь. Новое простонародное имя убрало ненужные препоны, и комиссарский бомонд принимал ее как свою. Да, ей мешал колониальный говорок, но она уже усвоила революционный лексикон, и это стирало границы.

— Гражданка Молле! — Новые подруги делали круглые глаза. — Вы видели, в чем вышла в свет гражданка Ноэль? На ней были панталоны! Без юбки!

— Даже не знаю, что сказать. — Анжелика азартно делала такие же круглые глаза. — Но, если честно, мне понравилось. У гражданки Ноэль красивые ноги, и это сразу стало бросаться в глаза.

Разумеется, не похвалить гражданку Ноэль означало крупно рисковать. Ее муж был главой местных якобинцев. Он решал, кто будет работать в городской администрации.

Но Анжелика и впрямь сразу же влюбилась в этот новый женский наряд. Да, страшно. Да, сразу же ставится под сомнение весь гардероб. Ведь к панталонам надо что-то подбирать! С ними все смотрелось иначе: и шляпки, и шарфики, но главное, непонятно, как быть с корсетом. Приходилось переосмысливать весь ансамбль!

При этом, как шепотом говорили комиссарские жены, прямо сейчас в Париже можно было потерять голову лишь за то, что ты имеешь две перемены белья. Об этом легко могли донести! Стараясь отвести от себя подозрения в нелояльности, вполне состоятельные люди ходили в стоптанных башмаках и носили медные перстни с изображением трех новых мучеников: Марата, Шалье и Лепелетье. В Нанте, где армия республики начала одерживать верх и полетели первые головы заговорщиков, бомонд и вовсе обязали носить серьги в виде гильотины с не слишком радостным девизом «Свобода, равенство или смерть».

Но здесь, в провинции, да еще у линии западного фронта, все было иначе. Войска герцога Брауншвейгского стояли буквально в двух сутках пути, и это позволяло плевать на условности. Главное, в тех же двух сутках пути начиналась Европа, еще никем не освобожденная, и оттуда везли буквально все! Только плати.

Анжелика чувствовала себя спокойно, свободно и комфортно — не надо бежать, скрываться, стоять весь день на промозглом ветру и продавать нагловатым юнцам поношенное белье, привезенное из Пруссии.

Женская часть бомонда вела здоровую, мирную жизнь. Периодические переезды ничего не меняли. Дамы обязательно давали Анжелике революционные рекомендательные письма, и она стремительно вливалась в новое общество — со своими новостями, нарядами и безусловной полезностью Адриана для их мужей.

Адриан был единственной ее проблемой, в первую очередь из-за неопределенности их отношений. Когда он впервые появлялся в свете, женщины как по команде замирали. Высокий, молодой, красивый и очень мужественный фронтовик в голубом мундире добровольца, грудью закрывающий страну от пруссаков! Это производило сильное впечатление. Надо понимать, как они смотрели на Анжелику. Но уже через недельку бывалые дамы начинали понимать, что тут не все чисто. Они догадывались, что Анжелика с ним ложа не делит.