Мег и Стивен Баттерфилд. Родители Дэмиена, еще одного члена летного клуба. Стивен некогда был издателем, его жена – совладелицей бутика в Моретон-ин-Марше. По выражению Стивена, они жили за городом, но не загородной жизнью. Дважды в месяц наезжали в Лондон, гостили у друзей, ходили в театр и рестораны, «вспоминали все прелести цивилизации». Однако же Стивен с удовольствием ходил в твидовой кепке, зеленом джемпере и с тростью с серебряным набалдашником. Жил за городом, успешно мимикрировал.

– Как продвигается писательский труд? – спросил он Ривера.

– Да так… Я пока толком не начал.

– Все еще в процессе изучения материала? – осведомилась Мег.

Не сводя глаз с Ривера, она нервно перебирала длинными пальцами курительные принадлежности на столе: пачка табака, упаковка сигаретной бумаги, дешевенькая зажигалка. Седеющие светлые волосы сегодня прятались под тюрбаном из черного шелкового шарфа; вкупе с веером морщинок у глаз и броским нарядом это выдавало в ней курильщицу. Длинная, до щиколотки, юбка, расшитая серебряным люрексом, черная кофта с глубокими карманами и шаль с алой бахромой делали Мег похожей на невесть откуда взявшуюся бедуинку. В Лондоне Ривер счел бы ее престарелой хиппи, а здесь она выглядела как колдунья на отдыхе – так и представляешь, как она смешивает приворотное зелье для влюбленных пастушек. Если таковые найдутся. Хотя в здешних краях, наверное, найдутся. Это в городах пастушек не бывает.

Супруги бок о бок сидели на скамье у стола, и Ривер решил, что это очень романтично.

– Да, в изучении – девяносто процентов творчества, – подтвердил он, удивляясь тому, как легко прослыть знатоком. – А переносить знания на бумагу легче легкого.

– Мы тут с Рэем беседовали, о тебе заговорили. Ты с ним уже познакомился?

С Рэем Ривер еще не познакомился, хотя много о нем слышал. Рэй Хедли был тем самым майским столбом, вокруг которого плясала вся деревня: он заседал и в сельском совете, и в совете попечителей местной школы, и в любом комитете, где требовались официальные подписи на документах. А еще он был серым кардиналом летного клуба: летчик на пенсии, владелец самолетика в ангаре неподалеку от полигона Министерства обороны. Вот только встретиться с ним Риверу никак не удавалось.

– Нет пока.

Потому что всякий раз оказывалось, что Хедли либо только что ушел, либо должен был вот-вот прийти, но так и не появлялся. В Апшоте не так уж и много интересных мест, кроме паба, но в последние недели Хедли вечно появлялся где угодно, только не в нем.

– У него было много приятелей на авиабазе, – продолжила Мег. – Он постоянно там околачивался, правда, милый?

– Да, ему очень хотелось к ним в летный состав. И до сих пор хочется. Он бы свои яйца отдал за шанс сесть в кабину американского реактивного самолета.

– Даже не верится, что ты с ним до сих пор не встретился, – сказала Мег. – Наверное, он от тебя прячется.

– По-моему, сегодня утром я его видел. Он шел в магазин. Такой высокий лысый тип, да?

Телефон Мег зазвонил. «Ave Satani»[26].

– O, сын и наследник, – сказала она. – Прошу прощения. Алло, Дэмиен? Да. Нет. Не знаю. Спроси отца. – Она передала телефон Стивену и сказала Риверу: – Извини, я пока покурю.

Она взяла со стола курительные принадлежности и направилась к выходу. Стивен Баттерфилд, начавший явно затяжную беседу о каких-то неполадках с машиной Дэмиена, с сокрушенным видом двинул бровью; Ривер понимающе кивнул и вернулся к барной стойке.

Дубовые потолочные балки были обклеены вышедшими из обращения банкнотами, а на беленых стенах висел всевозможный сельскохозяйственный инвентарь. Один угол занимали групповые фотографии, сделанные в Апшоте в разные годы, в основном на деревенском лужке, – от черно-белого аскетизма до ярких красок «Банды патлатых медведей»[27] семидесятых годов. На самом недавнем снимке красовались девять подростков, держась гораздо естественнее, чем представители предыдущих поколений. Они стояли на взлетной полосе; среди них было три девушки, в том числе Келли Троппер в самом центре фотографии. На заднем плане виднелся самолет.

Эту самую фотографию Ривер разглядывал в день своего приезда в Апшот и узнал на ней девушку, которая только что налила ему пива. Тут к нему подошел парень, с виду ровесник Ривера, только покрупнее, с головой, напоминавшей шар для боулинга: волосы выстрижены под машинку, короткая щетина над верхней губой и на подбородке, в глазах сквозит подозрение. Такие же взгляды встречали Ривера и в других пабах. Это не всегда сулило неприятности, но, если неприятности возникали, обладатели этих взглядов неизменно оказывались поблизости.

– А ты кто такой?

Надо бы ответить из вежливости, подумал Ривер и представился:

– Уокер.

– Правда, что ли?

– Джонатан Уокер.

– Джонатан Уокер, – издевательски, нараспев повторил парень, намекая на очевидную тупорылость лоха, носящего имечко Джонатан Уокер[28].

– А ты кто?

– А тебе какое дело?

– Эй, веди себя прилично, – вмешался в разговор третий голос, и барменша обратилась к Риверу: – Его зовут Грифф Йейтс.

– Грифф Йейтс, – сказал Ривер. – Это обязательно повторять дебильным тоном? Я пока плохо знаком с местными обычаями.

– О, еще один умник выискался, – сказал Йейтс, опустив кружку пива на стол.

Перед мысленным взором Ривера возник дед: «Ты пробыл под прикрытием пять минут и ровно через такое же время ввяжешься в очень и очень запоминающуюся драку. Вот уж не думал, что ты так плохо усвоил, в чем заключается смысл секретной операции».

– Последним умником у нас тут был мудак из города, который снял на лето дом Джеймсов. Знаешь, что с ним случилось? – поинтересовался Йейтс.

Деваться было некуда.

– Нет, не знаю. А что с ним случилось?

– Слинял туда, откуда приперся. – Грифф Йейтс выдержал паузу и расхохотался во все горло. – Слинял туда, откуда приперся, – повторил он и продолжал хохотать, пока к нему не присоединился Ривер, а потом выставил ему пинту пива.

Так состоялось первое знакомство Ривера с обитателями Апшота; дальнейшие знакомства прошли не в пример глаже, но Грифф Йейтс выделялся на фоне остальных, будучи уроженцем здешних мест. Он был ненамного старше ребят из летного клуба, а вот относился к ним по касательной – отчасти из зависти, отчасти из неприкрытого антагонизма.