Она была права, хотя мое преподавание и сводилось лишь к чтению цикла лекций по судебной медицине и патологии. Подумав, я решила не винить племянницу в скрытности, для которой у нее была, впрочем, и другая причина. Люси стремилась к независимости, особенно важной для нее здесь, где хорошо знали о наших родственных отношениях.

Я внимательно посмотрела на нее.

— Ты поэтому так внезапно сорвалась прошлой ночью?

— Получила сообщение на пейджер.

— От меня, — добавила Джанет. — Я вылетала из Аспена, рейс задержали, ну и так далее. Люси приехала в аэропорт, а оттуда мы вернулись уже сюда.

— Какие-либо другие попытки взлома в последнее время были замечены?

— Да, несколько. Система под постоянным мониторингом. Этим делом занимаемся отнюдь не мы одни. Наша главная задача — провести расследование под прикрытием прохождения курса виртуальной реальности.

— Не проводишь меня до Ротонды? — Я поднялась, и они обе тоже вскочили. — Марино, наверно, уже ждет. — Я обняла Джанет. Ее волосы пахли лимоном. — Береги себя и почаще заглядывай. Мы же почти родственники. С удовольствием помогла бы вам с этим хакером.

После полудня потеплело, и я пожалела, что не могу задержаться в университетском городке подольше. Люси же явно хотела сократить нашу прогулку, опасаясь, наверно, как бы кто-нибудь не увидел нас вместе.

— Все как прежде, — сказала я, пряча обиду под легкомысленным тоном.

— Ты о чем?

— О твоих двойственных чувствах. Ты и хочешь, чтобы тебя увидели со мной, и осторожничаешь.

— Неправда. Я всегда этим гордилась.

— Прежде, но не сейчас.

— Может быть, мне хотелось бы, чтобы ты тоже мной гордилась. А получается всегда наоборот. Вот это я и имею в виду.

— Я горжусь тобой и гордилась раньше, даже когда ты вела себя так, что больше всего на свете мне хотелось запереть тебя в подвале.

— По-моему, это квалифицируется как жестокое обращение с ребенком.

— В твоем случае присяжные сошлись бы на жестоком обращении с тетей. Можешь не сомневаться. Рада, что вы с Джанет вроде бы неплохо ладите. Хорошо, что она вернулась из Аспена и теперь вы вместе.

Моя племянница остановилась и, щурясь от солнца, посмотрела на меня.

— Спасибо за то, что ты ей сказала. Для нее это много значит.

— Я сказала то, что чувствую. Может быть, когда-нибудь то же самое скажут и ее родные.

Мы подошли к машине. Марино сидел за рулем и, как обычно, попыхивал сигаретой.

— Привет, Пит, — сказала Люси. — Тачка в автомойку просится.

— Никуда она не просится. — Тем не менее он отбросил окурок, вышел и, подтянув брюки, придирчиво осмотрел свой «форд». Вид у него был при этом до того комичный, что нас разобрал смех, и сам Марино с трудом удержался от улыбки. Вообще-то ему даже нравилось, когда мы над ним подтрунивали. Потрепавшись с минуту, Люси ушла, а на дороге снова появился золотистый «лексус» последней модели. Солнце било в лобовое стекло, и рассмотреть водителя нам не удалось.

— Это начинает действовать мне на нервы, — проворчал Марино, провожая внедорожник взглядом.

— Может, стоит пробить номера, — предложила я.

— Уже пробил. — Он повернул ключ и сдал назад. — В ОТС компьютер накрылся.

Компьютер в Отделе транспортных средств накрывался, на мой взгляд, слишком часто. Мы вернулись к лаборатории, и Марино снова отказался войти вместе со мной, предпочтя оставаться на парковке. Молодой человек в проходной сказал, что на этот раз я могу пройти без сопровождения.

— Доктор в подвале, — сообщил он, не отрываясь от компьютера.

Я нашла доктора Мэтьюза в кабинете, перед экраном с развернутым черно-белым спектром.

— А, это вы, — протянул он, оглянувшись.

— Похоже, вам улыбнулась удача, — заметила я. — Хотя и не вполне понимаю, что вижу. Может, еще рано?

— Нет, нет, не рано. Вот эти вертикальные линии — видите? — указывают на энергии обнаруженных гамма-лучей. Одна линия равна одной энергии. Но большинство линий, которые мы здесь видим, — это фоновая радиация. От нее не спасают даже свинцовые слитки.

Я присела рядом.

— Что все это означает? А то, что принесенный вами образец не испускает высокоэнергетические гамма-лучи. Если вы посмотрите на энергетический спектр, то увидите, что вот этот гамма-луч характерен для урана-235. — Мэтьюз указал на один из импульсов.

— Хорошо. И как это понимать?

— Понимать нужно так, что материал у вас доброкачественный. — Он посмотрел на меня.

— То есть тот, что используют в ядерных реакторах? — уточнила я.

— Совершенно верно. Тот самый, который требуется для производства топливных таблеток или стержней реактора. Но, как вам, наверное, известно, только 0,3 процента урана — это уран-235. Остальное — обедненный.

— Да, все остальное — уран-238.

— Вот его вы и принесли.

— Если образец не испускает высокоэнергетические гамма-лучи, то как вы можете определить это по данному энергетическому спектру?

— Благодаря кристаллу германия, который обнаруживает именно уран-235. В данном случае его низкое процентное содержание указывает на то, что мы почти наверняка имеем дело с обедненным ураном.

— И он не может быть отработанным топливом из реактора, — заключила я.

— Нет, не может, — подтвердил Мэтьюз. — В представленном вами образце нет ядерного топлива. Нет стронция, цезия, йода, бария. Их вы увидели бы на сканирующем электронном микроскопе.

— Да, таких изотопов не обнаружилось, — согласилась я. — Только уран и другие элементы, естественным образом присутствующие в почве. В том, что они попали на подошву чьей-то обуви, нет ничего необычного.

Я еще раз взглянула на пики и впадины, которые вполне могли сойти за кардиограмму насмерть перепуганного человека. Мэтьюз делал какие-то пометки на листке.

— Вам сделать распечатку? — спросил он.

— Да, пожалуйста. А где используется обедненный уран?

— Вообще-то он ни на что не годен. — Доктор пробежал пальцами по клавиатуре.

— Если он не поступил с атомной станции, то откуда тогда?

— Скорее всего, с какого-то предприятия, занимающегося разделением изотопов.

— Такого, например, как Окридж в Теннесси? — предположила я.

— Не совсем. Они там больше этого не делают. Но, конечно, занимались этим на протяжении нескольких десятков лет. И у них наверняка есть склады металлического урана. Подобные предприятия есть также в Портсмуте, Огайо, и Падьюке, Кентукки.

— Послушайте, доктор. Ситуация такова: кто-то принес частички обедненного металлического урана в машину на подошвах обуви. Можете дать этому логическое объяснение? Как и почему?