— Есть, — сказал Васька, торопливо вытаскивая из кармана индивидуальный пакет.

— Отлично. Держи Настю. Только — покрепче.

Я ухватил стрелу обеими руками и сломал ее.

Потом, очень резко, без паузы, вытащил обломок из раны…

— Твою… так и разэдак… — выругалась Настя от всей души. Но, к счастью, в обморок не упала.

Я забрал индпакет, разорвал его и стал мотать бинт прямо на одежду, стараясь, чтобы было туже. Сделав несколько витков, передал конец бинта Ваське: «Закончишь, тащи наверх, на третий!», а сам бегом спустился вниз. Там, на первом этаже, уже долбили в дверь чем-то тяжелым. Напряженные парни стояли перед баррикадой, сжимая в руках оружие.

— Наверх! — скомандовал я, увлекая за собой ребят.

Я выбрал место для нашего последнего боя. Это был лестничный пролет между вторым и третьим этажом — узкий, и, кроме того, сверху можно было стрелять и не промахиваться. Туда я поставил Лену. Арбалетные болты у нее закончились, но оставался еще лук и десяток стрел. То, что бой будет последним — я уже не сомневался. В Цитадели не было «группы быстрого реагирования», которую можно поднять по тревоге. В самом идеальном варианте, вместе со сборами, Борис сумеет провести отряд лишь часа через три. Судя по всему (хотя я не засекал время!), от начала боя прошло не более сорока минут. Ну максимум — час. Хорошо, если нас хватит еще минут на двадцать. Реально сомнут минуты за три…

— Василий, отведи Настю на крышу и оставайся с девчонками, — приказал я, прислушиваясь к шуму выбиваемой двери.

— Не пойдем! — в один голос заорали и Васька, и Настя.

— Наверх, оба! Там Вика раненая, а вы тут… — крикнул я на них так, что повторить второй раз уже вряд ли когда-нибудь смогу…

У меня, правда, еще оставалась надежда, что Машка сумеет спастись, обернувшись белкой…

Дверь выломали. Баррикаду разметали. Было хорошо слышно, как часть карликов разбежалась по первому этажу, а часть, глухо топая босыми пятками, поднималась к нам. Первого из цвергов, показавшего свою волосатую морду на уровне площадки, я смел кистенем. Второго пристрелила Лена. Очень удачно пристрелила, потому, что карлик упал, загородив проход своим собратьям, чем выиграл для нас секунд тридцать-сорок, пока они сбрасывали его тело с дороги. Ну вот, опять полезли…

Сверху вдруг щелкнул арбалет, пробивая одного из карликов. И — снова у них краткая заминка, во время которой я увидел, что рядом с Леной стоит Машка. «Вот ведь чучело!» — разозлился я. Но их вмешательство подарило нам еще какое-то время. Еще два раза щелкнул арбалет, трижды просвистела стрела. А потом… Потом началась рукопашная схватка. Антошка рубил карликов саблей, не обращая внимания на то, что его уже дважды достали копьями. Андрей очень аккуратно, с четкостью отличника, «впечатывал» узкое лезвие клевца в головы врагов, а я — просто бессистемно махал кистенем, пытаясь внести сумятицу. Мы положили штук десять этих тварей и начали выдыхаться. Я как-то отстраненно подумал, что вместо пяти минут мы уже держимся все пятнадцать и наступают самые последние минуты, как вдруг…

Снаружи раздался чистый и громкий звук. Этот звук я слышал всего один раз в жизни, во время атаки на «неандертальцев», но теперь был готов слышать его всю жизнь! Наши!

На этот раз тел было сотни две. Не знаю, сколько положили мы, а сколько — отряды, пришедшие из Цитадели. Да и не все ли равно? Звездочки на стенах или зарубки на оружии здесь были не приняты. Орден за храбрость тоже никто не навесит…

Отряд, ведомый Борисом и Ярославом, ударил в тыл карликам. Те пытались дать отпор, но не получилось… Двадцать закованных в доспехи воинов — это не горстка новичков, отсиживающихся в крепости. Для тех же цвергов, кто силился удрать, был заготовлен и неприятный сюрприз. По длинной (то есть обычной) дороге к нам выдвинулся еще один, более многочисленный отряд, во главе с князем Андреем. По дороге они перебили еще сотни две и даже сумели взять десяток пленных.

Цверги ничего не говорили. Будь они обычными врагами, то «разговорить» — дело трех минут. Максимум — десяти. Попытались было привлечь Бориса в качестве переводчика, но тот лишь повел плечами: мол, в Смутное время он с ними не лясы точил, а резал…

— Нужно Аггея звать, — резюмировал князь, посматривая при этом в мою сторону.

— И идти за ним придется мне, — констатировал я. — Как самому молодому…

— Это да. Уж если он тебя в прошлый раз в живых оставил, то может, и послушается. Со мной и с Борисом он разговаривать не будет. У Ярослава — дел выше крыши… С остальными разговор короткий — в озеро… Да и не пройти больше никому. Местечко там такое, особенное. Мало кто пройти может.

— Кстати, а почему он такой мизантроп?

За бременем дел я так и не удосужился что-нибудь узнать ни об Аггее, ни о его острове. Вначале — новости о ребенке, потом забота о новичках. А уж в «Белкиной крепости», так там вообще не до вопросов…

— Да никакой он не мизантроп. Он и слова такого не знает. Ну остался человек в Смутном времени. Нам что, жалко? Никому не мешает…

— А эти, с которыми он воюет? И рыбу для кого-то ловит.

— Долгая история, — махнул рукой князь. — Как-нибудь расскажем. Или сам Аггей расскажет, под настроение.

— А в двух словах? Чтобы мне хоть представление иметь, о чем его спрашивать.

— Хм… Тогда уж лучше — о чем его не стоит спрашивать. Не любит Аггей об этом вспоминать. А в двух словах это звучит так — в Смутное время могущественный колдун потерял всю семью и поклялся страшной клятвой убивать всех, кто виновен… Укрылся на одном из островков, а оттуда нападал на всех, кто проходил или проплывал мимо. Мстил до тех пор, пока мог. Достаточно?

— Не очень, — честно ответил я. О мести я сам догадался.

— Сам же просил — в двух словах. Что еще? Хотел еще Аггей церковь выстроить, деньги на это собирал. Думал — отстроит храм, то все ему сразу и простится. («А деньги-то он и до сих пор собирает!» — вспомнил вдруг я.) Ну могу еще добавить, что Аггея и островок его перекинуло сюда, в Застеколье. Он это не сразу и понял. А колдун он такой могущественный, что может даже мертвецов оживлять. Правда, только тех, кого сам и убил когда-то… Замкнутый круг.

— А вы-то не возражали?

— Ну меня-то и на свете еще не было. Да и сам подумай, кто бы мог возразить? Кто нас спрашивать станет? В Застеколье свои законы, и не мы их устанавливаем. С нами у Аггея отношения не сложились. Вреда от него никакого. Пользы — тоже. Может, сейчас чем-нибудь и поможет…

— А почему… — начал я задавать следующий вопрос, но передумал. Всего мне князь не расскажет, а что расскажет — я все равно не пойму.

— Когда идти?

— Послезавтра — похороны Гнома. После них и отправишься.

Наверное, состояние кладбища может сказать о людях больше, чем они сами. Не было того, что привычно видеть на «наших» кладбищах: путаницы могил, битых бутылок, свалок из ржавых оград, сухой травы, сгнивших крестов и тряпок. Не было и четких бездушных рядов с надгробными плитами, которые показывают в американских боевиках. Все было просто, чисто и… уютно. Прав был мой друг Александр Сидоренко (Царствие ему небесное!) когда говорил, что могила близкого человека — продолжение нашей квартиры…