В сопровождении Симьера Елизавета шла к своей барже, вдруг один из гвардейцев неожиданно выстрелил из ручной пушки. Выстрелом был ранен барочник королевы, стоявший всего в шести футах от нее. Раненный в обе руки, он, обливаясь кровью, упал на землю.

Стрелявшего немедленно схватили, и королева переключила свое внимание на лежащего у ее ног барочника.

Убедившись, что его раны не смертельны, она сняла с себя шарф и попросила присутствующих перевязать раненого, чтобы остановить кровотечение. Сама же она склонилась над несчастным, пытаясь ободрить его заверениями в том, что отныне ни он сам, ни его семья ни в чем не будут нуждаться. Она была уверена, что пуля предназначалась ей.

Стрелявшим оказался некий Томас Эпплтри. Его схватили и обезоружили, а королева взошла на баржу, беседуя по пути с месье Симьером.

Это происшествие стало темой разговоров по всей стране. Представ перед судом, Томас Эпплтри заявил, что не имел ни малейшего намерения стрелять в кого бы то ни было и что злополучный выстрел оказался чистой случайностью.

Королева любила демонстрировать милосердие в отношении своих самых безродных подданных. Она лично выслушала горе-гвардейца и объявила, что убеждена в правдивости его слов. Он, в свою очередь, упал на колени и со слезами на глазах принялся уверять ее, что его единственным желанием всегда являлась служба королеве.

— Я верю ему, — воскликнула Елизавета. — Это был несчастный случай. Я скажу твоему начальнику, мой добрый Томас, чтобы он принял тебя обратно на службу.

Затем она распорядилась, чтобы за раненым ухаживали как можно лучше. Поскольку раны оказались несерьезными, об инциденте, похоже, быстро забыли.

На самом деле все обстояло совершенно иначе. Очень многим было известно о ссоре графа Лестера с королевой из-за паспорта герцога Анжуйского. Симьер жаловался, что Лестер прилагает все усилия, дабы его миссия потерпела неудачу. Из-за репутации Роберта вскоре поползли слухи о том, что он заплатил гвардейцу за то, что тот выстрелит в Симьера.

В это верил и сам Симьер, твердо вознамерившийся отомстить Роберту. Мы узнали, какое орудие мести избрал француз, когда в Уонстед прискакал граф Сассекс.

Томаса Рэдклиффа, графа Сассекса, трудно было назвать другом Роберта. Более того, они всегда ожесточенно соперничали друг с другом, и Роберту было отлично известно о сетованиях Сассекса на милости, которыми Елизавета щедро осыпает своего фаворита. Как и все окружавшие Елизавету мужчины, Сассекс был необычайно амбициозен, однако он неоднократно во всеуслышание заявлял, что служба королеве является для него самоцелью и что он пойдет на все ради ее блага, даже рискуя навлечь на себя ее гнев. Он не был наделен развитым воображением или обаянием и уж точно не входил в число любимчиков Елизаветы. Но она ценила его честность так же высоко, как и мудрость Берли. Она могла устраивать им разносы и сколько угодно выплескивать на них свое раздражение, тем не менее всегда их выслушивала и зачастую даже следовала их советам. И она ни за что не рассталась бы ни с одним из них.

Я обратила внимание на суровое выражение лица Сассекса. К этой суровости, впрочем, примешивалось определенное самодовольство. Он привез нам весть о том, что Симьер, взбешенный тем, что он расценил происшедшее как покушение на его жизнь со стороны Лестера, сообщил королеве то, что знали уже многие, но что хранилось в тайне от королевы, а именно, что мы с Робертом являемся супругами.

Роберт пригласил меня присоединиться к ним, поскольку не было смысла скрывать от Сассекса мое присутствие в доме.

— У вас серьезные проблемы, Лестер, — заявил Сассекс, — и на вашем месте я бы приготовился к худшему. Я еще никогда не видел королеву в такой ярости.

— Что она сказала? — тихо спросил Роберт.

— Вначале она отказывалась этому верить. Она кричала, что это все ложь. Она повторяла: «Роберт на такое не способен». Затем она назвала вас изменником и заявила, что вы ее предали.

— Она сама меня отвергла, — запротестовал Роберт. — Разве не она собирается в настоящий момент вступить в брак? Почему мой брак имеет для нее такое большое значение?

— Она не желает рассуждать здраво. Она твердит, что отправит вас в Тауэр, где вы сгниете, а она будет этому только рада.

— Она нездорова, — заключил Роберт. — Только больная женщина способна себя так вести. Она сама предлагала мне королеву Шотландии и была готова женить меня на принцессе Сесилии.

— Мой дорогой Лестер, все уверены, что она ни за что не допустила бы ни одного из этих браков, а если бы и допустила, то исключительно по политическим мотивам. Ее ярость возросла многократно, когда она услышала, на ком вы женились. — Он, как бы оправдываясь, обернулся ко мне. — Я не стану оскорблять ваш слух, мадам, пересказывая брань, которой вас осыпала королева. Мне показалось, что ее гнев направлен не столько на графа Лестера, сколько на вас.

Мне было легко в это поверить. Наверняка ей было известно о нашей страсти. Я не ошибалась, когда мне казалось, что она пристально за мной наблюдает. Она знала, что я обладаю властью над мужчинами, которой ей, несмотря на все ее могущество, недоставало. Она представляла себе меня с Робертом и понимала, что нас объединяет нечто, чего она по самой своей природе лишена. И это вызывало в ней жгучую ненависть ко мне.

— Нет, я еще никогда не видел королеву в таком состоянии, — продолжал Сассекс. — Мне казалось, что она рискует впасть в безумие. Она твердила, что заставит вас обоих пожалеть о своем предательстве. Вас, Лестер, она и в самом деле грозила отправить в Тауэр. Мне стоило немалых усилий удержать ее от этого шага.

— В таком случае, Сассекс, я ваш должник.

Сассекс неприязненно покосился на Роберта.

— Я немедленно понял, что, отдав подобное распоряжение, королева только навредила бы себе. Она позволила бы эмоциям возобладать над здравым смыслом. Я указал ей на то, что вступление в законный брак не является преступным деянием, и что если она продемонстрирует своим подданным подобную ярость, ее поведение может стать предметом пагубных сплетен и домыслов. В конце концов она уступила, но ясно дала понять, что не желает вас видеть и советует вам держаться от нее подальше. Вам надлежит отправиться в башню Майерфлор в Гринвичском парке и оставаться там до дальнейших распоряжений. Она не указала, что вас будут охранять, но сами вы должны считать себя узником.

— Я должна сопровождать супруга? — поинтересовалась я.

— Нет, мадам, он едет туда один.

— А каковы распоряжения Ее Величества относительно меня?

— Она сказала, что больше никогда не желает вас видеть, и запретила упоминать в ее присутствии ваше имя. Должен сообщить вам, мадам, что малейшее упоминание вашего имени приводит ее в такое исступление, что будь вы там, она немедленно отправила бы вас на эшафот.

Итак, свершилось самое худшее и нам предстояло иметь дело с последствиями.

Роберт, не теряя времени, исполнил приказание королевы и отправился в Майерфлор. Я вернулась к детям в Дарем-хаус.