Из недописанного предисловия

Вам никогда не кажется, что за вами кто-то наблюдает? Может быть, даже из другого измерения?

Не кажется. И это хорошо.

И моим героям не кажется. Хотя как раз за ними есть кому наблюдать.

За ними есть кому наблюдать, а им не кажется.

За ними наблюдает читатель. Только они этого не знают.

Я уже молчу про автора-рассказчика, который их ведет по жизни, но ведь и он тоже по-любому читатель, причем активный (ему еще и вычитывать приходится, править), – но где уж знать об этом персонажам!..

В прямом смысле они у меня зрячие, а некоторые почитают себя дальновидными. Как и мы себя почитаем достаточно дальновидными – в нашей реальности. А увидеть нашу подслеповатость (и их, и нашу) способен Читатель. Если таковой есть.

И если это ему интересно.

Я уже не помню, почему меня по молодости так занимала эта авторская стратегия – создавать ситуации, когда читатель видит больше, чем персонаж. А иногда даже больше, чем рассказчик, как в рассказе «Лунное затмение», где прием утрирован до предела (впрочем, там рассказчик и есть персонаж, повествование затеяно от первого лица).

Буквально сейчас (в «Борее», где пишу эту страницу) услышал цитату из Юрия Дышленко, героя ленинградского андеграунда (роман его, впрочем, не читал): «Я пришел в этот мир, чтобы достойно проиграть сражение с неопределенностью. Надо уметь проигрывать». – Вот-вот, и мои герои, возможно, захотели бы так сказать, если бы знали они, зачем пришли и с чем сражаются (да и вообще – что сражаются), иными словами: если бы знали они – кому проиграли.

Замысел пьесы о любви клептомана

В голове ночью голоса звучали. Герой крадет чужую невесту – при том что оба до того даже знакомы не были – любовь с первого взгляда (это его), у нее ссора с другом, в общем, она позволяет себя украсть… Он и она. Она и он. Чувства. Клятвы. «Где ты таким словам научился?». А потом выясняется, что он клептоман, у кого-то мобильник украл – едут в поезде, говорят о высоком, хорошем, а в кармане звенит и звенит, – тут хозяин идет на звонок и находит мобильник… Бьют, но не сильно. Она жалеет его. Но не может понять… Она тоже вещь? Ну и т. д.

Вдруг

Спросили на радио, что думаю по поводу памятника гопнику в СПб – все-таки установят или нет?

Потрясающе. Некто из Новосибирска, откровенно представляющийся специалистом по партизанскому маркетингу, в частном порядке завел сайт с опросом, надо ли в Петербурге устанавливать памятник гопнику (абсурдистское обоснование прилагается). И весь огромный город это всерьез обсуждает – надо ли, а если надо, то где: в спальном районе или напротив гостиницы «Октябрьская»? В заголовках уже как о решенном деле: «Памятник гопнику установят в Петербурге». Синдаловский на полном серьезе протестует в газете «Метро». Всеобщее возбуждение, граничащее с паникой. Партизану-маркетологу звонят в прямом эфире в Новосибирск. Представляю, как ему весело. Судьба Петербурга в его руках.

СПб

Многим в Петербурге не нравится, когда говорят «Питер». А мне проще «Питер» сказать, чем произносить «Санкт-Петербург». Я и не говорю никогда «Санкт-Петербург». А Питер еще у дедушки Крылова есть. Да вот же! Андрей Белый – в качестве географического постулата – в самом начале «Петербурга»:

«Петербург, или Санкт-Петербург, или Питер (что – то же) подлинно принадлежит Российской Империи».

Секацкий

Все одеты по-зимнему, один докладчик налегке – рассказывает про миссию пролетариата.

Кто знает

Пишут, что Panasonic возрождает выпуск проигрывателей виниловых пластинок.

А я думаю, производство пишущих машинок тоже наладится.

И случится это раньше, чем грохнутся все компьютеры.

К вопросу о присвоениях имперской Россией украинских изобретений

С борщом у меня дело имеют в четырех романах: собираются приготовить в «Хозяйке истории», готовят в «Члене общества», непосредственно едят в «Обезьяне» и «Фигурных скобках», правда, в последнем случае – борщ холодный.

А вот щи едят только в рассказах. Не знаю, почему так.

Три микроприключения в минских автобусах

Заплатить за билет я сумел только с третьей попытки.

1) Надо было проехать одну остановку. Проехал. Даю водителю 20 000 (билет стоит 5 500), он отсчитывает сдачу, одновременно закрывая двери. «Откройте, пожалуйста!» – «Вам выходить?» Дает деньги и открывает. Выйдя из автобуса, обнаруживаю, что он вернул все мои двадцать, только разменял. Или за одну остановку не захотел брать, или решил, что я вошел в автобус исключительно для того, чтобы разменять деньги.

2) Проехал две остановки. Хотел заплатить за проезд, но водитель отмахнулся, – поленился связываться, я полагаю.

3) Дал шесть бумажек по одной тысяче. Водитель пять взял, одну вернул и попросил заменить. Я решил, что дефектная: смотрю на нее и не могу понять, что в ней плохого. Оказывается, вместо тысячи я дал ему таковых пятьдесят. Купюры номиналом 1000 и 50000, на взгляд приезжего, не различимы. Исправив ошибку, с отрадной мыслью о честности минских водителей я наконец приобрел билет.

Инопланетное

Спрашивают, есть ли такие, кто не видел ни одной серии «Звездных войн».

Есть.

P.S. Спрашивают, кто спрашивает. Ну не знаю. Инопланетяне, наверное.

Чтение вслух

Ну вот как такое можно было написать!

«…сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им».

Ведь нарочно же он это «им» в такой позиции тут – для пущей корявости.

Но, кажется, ничего – сумел выговорить. Прочитал кусочек в прямом эфире.

Выдюжил.

Отчет

А ведь у меня много про девяностые – про ту атмосферу и мозгов состояние. Целиком – «Член общества, или Голодное время» и «Дайте мне обезьяну», флешбеки в романе «Грачи улетели», рассказы всякие («Закрытие темы», «Набоб» и пр.), половина текстов из «Памятника Во Всем Виноватому» и «Музея обстоятельств», включая дневники. Пьесы «Дон Педро» и «Берендей», а также одноактовки и просто мелочь, написанная в основном для радио. Не говоря уже о комментариях к григорьевской «Доске» (и личном участии в ней на правах персонажа). И недописанного (отложенного) немало. Смотрю на себя в зеркало и вижу, на что смотрю: дык ты ведь и есть энциклопедия девяностых. Их, дык, атмосфера.

Непредусмотрительность

Паразит заинтересован в жизнедеятельности хозяина. Забавна критика, утверждающая, что литературы нет.

(Так, к слову – по случаю.)

Конец трилогии