— Сейчас рано, еще нет семи. И погода дрянная, — произнес он мягким хрипловатым голосом, возвращаясь в постель. — Зато моя дама прекрасна. Уважительная причина остаться дома.

Алекс проскользнул под одеяло, поближе к ее теплу, и обнял Люси. От его пальцев веяло ароматом жженого миндаля, и Люси поцеловала их кончики — в качестве прелюдии к дальнейшим нежным прикосновениям. Алекс засмеялся:

— Ты всегда такая неуемная? И это после двух часов сна?

— Пора мне перестать себя унимать… Никогда еще я так хорошо не высыпалась за два часа! — Люси оперлась на локоть и заглянула в его озорно блестевшие изумрудные глаза. — «Пойдем, прошу, доверься мне во всем».[81]

И она приподнялась, заняв доминирующую позу.

— «Да, я готов».

В половине одиннадцатого Алекс разбудил Люси поцелуем и прижал палец к ее губам, не разрешая говорить.

— Я хочу проверить, как там дела у Шан, а потом выбегу ненадолго за молоком и куплю еще каких-нибудь продуктов: у нас почти ничего не осталось.

— Мне пойти с тобой?

— Я скоро. Тебе не будет страшно?

Люси сонно покачала головой.

— Тогда полежи. Можешь принять ванну: вода уже греется. На улице просто ураган.

Припозднившись с завтраком, Алекс и Люси воспользовались плохой погодой как поводом воздержаться от прогулки. Вместо этого они говорили и не могли наговориться, прежде всего о доме, о лесных дорожках и тропках, о саде и старинном доме, хранящем в фотографиях фамильную историю. Люси не могла надышаться запахами горящего очага и влажных цветов, расспрашивала Алекса о семейных торжествах и воспоминаниях, связанных с этими стенами. Он скупо рассказывал ей об Уилле, но больше о матери, а Люси обмолвилась парой слов о своей. Оба внимательно слушали, пребывая в задумчивости и ни о чем не тревожась. Им никто не мешал: Шан наслаждалась материнскими заботами, всячески балуя Макса. «Не надо приезжать, — посоветовала она Алексу по телефону, — лучше позаботься о Люси». И они с чистой совестью предались обсуждению недавних треволнений и впечатлений об участниках недавней истории. Алекс посвятил Люси в события, в которых Кэлвину было отведено довольно загадочное место.

— Они каким-то образом узнали, что ключ у тебя, но эти сведения мог им предоставить только Кэлвин. Думаю, поэтому они и избрали мишенью тебя.

Очевидно, Алекс до сих пор обдумывал полученную в последнее время информацию. Люси слушала его не перебивая; отношения Кэлвина и Шан неожиданно предстали перед ней в новом, тревожном свете. Позже они позвонили в gendarmerie, не забывая о предупреждении не вовлекать полицию, чтобы не нарваться на еще большие неприятности. Алекс, хоть и не собирался окончательно сдаваться, все же рассудил, что сейчас надо проявить благоразумие, поэтому оба дали одинаково уклончивые показания.

Рано утром Алекс обнаружил в морозильнике оленину, упоминавшуюся в открытке матери, адресованной Уиллу; мясо уже достаточно оттаяло, можно ставить тушиться овощное рагу для гарнира. Он откупорил бутылку хорошего вина, полил им жаркое, а затем плеснул немного в бокалы себе и Люси. Наступил подходящий момент напомнить ей, что она хотела что-то спросить у него, когда, запыхавшаяся, звонила ему, выйдя из лабиринта.

Но Люси неожиданно замкнулась в себе, и Алекс, угадав ее колебания, решил не настаивать. Находясь в заточении у приятелей Кэлвина, она уделила своей догадке немало времени, сосредоточив на ней все мысленные усилия, перебирая и сравнивая различные предположения: это занимало ум и придавало душевной стойкости. Ей было понятно, что, какими бы словами она ни выразила суть вопроса, сама его постановка вызовет бурю, последствия которой невозможно предугадать, и она спрашивала себя, смогут ли они с Алексом противостоять стихии. Никогда еще ей так отчаянно не хотелось спросить что-то, и никогда прежде она не чувствовала себя такой неспособной к этому. Люси решила пойти окольным путем.

— Когда ты впервые обратил на меня внимание?

В ее голосе не было жеманства: Люси смотрела на Алекса вполне серьезно, и он сообразил, что ее любопытство содержит некий подтекст.

— То есть я хочу знать, когда ты заинтересовался мной. Ты помнишь? Случайно не после пересадки?

Он коснулся ее лица — его пальцы пахли лавровым листом. Люси снова попыталась объяснить ему ход своих мыслей:

— Если бы вопрос состоял только в том, сколько сил у тебя, у меня было бы гораздо меньше сомнений. Но когда я задаюсь вопросом, насколько сильны мы оба, я пока не нахожу ответа.

— Меня к тебе привлекло вовсе не твое бедственное состояние — если ты об этом беспокоишься. И я никогда не оценивал тебя как жертву обстоятельств, нуждающуюся в опеке. Наоборот, мне очень импонировала твоя самостоятельность и невозмутимость. Впервые я увидел тебя… кажется, в мае? Я услышал твой смех и подумал: «Какая очаровательная девушка!» Молодая и прекрасная, но ступившая на порог смерти и тем не менее не утратившая ни изящества, ни чувства юмора. У меня на твоем месте не хватило бы мужества. Ты упорно не теряла надежды и ни разу не пожаловалась на судьбу.

У Люси при таком признании уголки губ поползли вверх. Она тоже запомнила и день, и час: Алекс тогда показался ей средоточием света в больничной палате, и одно его появление вдруг далеко отодвинуло окутавшую ее тьму.

— Значит, я нравилась тебе и прежняя?

Алекс кивнул. Перебирая пряди ее волос, он заглянул в глаза Люси, словно хотел прочитать, что творится в ее сердце.

— Но что тебя беспокоит?

Его добросердечие, способность заглядывать ей в душу часто смущали ее: в такие минуты Люси чувствовала себя крайне уязвимой, открытой чуть ли не нараспашку. Она встала и прошлась по кухне, спасаясь от его проницательного взгляда и желая обрести некоторую самостоятельность. Наконец она нашла в себе силы снова посмотреть на Алекса и без затей призналась:

— Мне кажется, у меня сердце твоего брата.

Прошло, наверное, с полминуты, но Люси показалось, что время просто застыло.

— Алекс, не молчи…

Она сама создала пропасть между ними и теперь пыталась навести через нее словесную переправу. По лицу Алекса невозможно было прочитать ни единой из его мыслей — они оставались для нее загадкой. Люси попробовала зайти с другой стороны:

— Вообще-то я думала, что ты должен был что-нибудь знать о доноре…

Вместо потрясения Алекс испытывал нежность. Он понял, что Люси пытается осмыслить нечто чрезвычайно важное для нее. Он тихо покачал головой.

— Меня там не было. Даже для координатора это не более чем частность, хотя бывают случаи, когда некоторые подробности жизни донора и обстоятельств его смерти могут быть доведены до операционной бригады. — Алекс оставался внешне спокойным. — Но не забывай, что я в тот момент не входил в бригаду. Почему ты решила, что это сердце Уилла?