Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Изрядно. А эти маневры с акциями РАК…
— Пффф, — хрюкнул носом Александр Людвигович. — Господи Всемогущий! Да это же сущая мелочь. Маленький презент великому князю…
— И кость собакам, коли стали бы искать виноватого, — тихо добавил я.
— И это тоже, — и не подумал оправдываться богатейший человек в империи. — Я лично не получил бы с этой операции и гнутого пфеннига.
— О да, — понимающе улыбнулся я. — Вы всего лишь все это организовали.
— Все верно, — отчего-то совершенно серьезно выговорил Штиглиц. — Поймите же, наконец! Продать Аляску должен был этот проходимец Стёкль. Протолкнуть сделку и получить личную выгоду — великий князь Константин. А я, я должен был остаться в истории человеком, сбросившим с России ярмо непосильного внешнего долга!
После обеда я в доме Штиглица не задержался. Хотя нам, безусловно нашлось бы о чем поговорить помимо махинаций с Аляской. И отставной глава Госбанка и я были приверженцами строительства везде, где только можно, транспортной инфраструктуры и промышленности, и готовы были вкладывать в это деньги. Вот только одно но! Никаких дел с этим господином, тщательнейшим образом просчитывавшим свой след в Истории, я иметь не желал. Противно было. Слишком уж сильно различались наши с ним представления о патриотизме.
«Разведданными» удалось поделиться с императором уже спустя пару дней. Сначала изложил в общих чертах, а после поделился и штиглицивским видением ситуации. Это я о том, что какой бы проект решения аляскинской проблемы я не предложил, все будет не хорошо. Куда ни кинь — везде клин. Или обвинят в распродаже Родины, или накрепко рассорят с князем Константином. На этом сделал особый акцент. В конце концов, я человек молодого царя, пока еще не особенно крепко сидящего на троне. Обиды старших членов императорской семьи на меня, воспримутся в обществе, как признаки охлаждения отношений Николая с дядьями. Что в тот момент было никому не нужно.
— Хорошо, — сказал Никса. Он всегда так говорил, когда не знал что сказать. Еще это означало, что информация будет тщательно обдумана, и принято решение. Зачастую, несколько… гм… ассиметричное. А иногда и вовсе неожиданное. — Тем не менее, Герман Густавович, представьте ваш прожект решения как можно скорее. Довольно будет и общих тезисов, без проработки нюансов. Дело выходит… более политическим, чем мне прежде представлялось. Учтите и это, а не одни лишь выгоды в финансовом плане.
— Будет исполнено, Ваше императорское величество, — поклонился я. — К завтрашнему докладу все будет готово.
— Да-да, — чуть улыбнулся Николай. — Завтра, это будет вполне вовремя.
Ого! Видно проблема действительно пятки припекала, раз дело дошло до «завтра». Обычным-то образом у нас все месяцами, а то и годами прожекты рассматривались. Бесчисленные комиссии создавались, на которых слов говорилось больше чем на каком-нибудь съезде КПСС. И все ради решения какого-нибудь пустяка, вроде сооружения очередного памятника Петру Великому в Воронеже.
Сколько в крови русских императоров осталось русской крови? Капля? Не думаю, что больше. Педантичность, аккуратность, способность обходиться малым и запредельная работоспособность — качества, вне всяких сомнений, встречающиеся и в русских людях. Но не из поколения в поколение. Не двести же лет подряд в одной семье! А, начиная с Петра, среди Романовых ленивцев, да или хотя бы и просто избегающих заниматься государственными делами, не встречалось.
Вот и Николай, принявший эстафету бремени государственной власти, такой. Аккуратный, педантичный и сжигающий себя в заботах об Отчизне. Как-то сам собой вышло, что доклад о состоянии гражданского правления империей я должен был делать через день, не исключая выходные и праздничные дни, в восемь утра. В восемь часов, ноль-ноль минут. И за полминуты до этого, кто-нибудь из целого отряда императорских секретарей отворял двери кабинета и приглашал меня внутрь.
— Что-то срочное? — поинтересовался Николай, после приличествующих случаю приветствий.
— Ничего, что не могло бы обождать до следующего доклада, ваше императорское величество, — ободряюще улыбнулся я и ловко вытащил из папки лист с тезисами прожекта по урегулированию аляскинской проблемы. — Аляска, ваше императорское величество.
Никса резко, выдернул бумагу у меня из пальцев и впился глазами в текст.
— Да, — расслабился он, вникнув в суть идеи. — Свободная экономическая зона с размещением акций РАК на Лондонской бирже. Отлично. Но этого мало, Герман. Ныне нам надобно как-то… стакнуться с Британией. Как ты говорил? Найти точки соприкосновения. Идеально было бы вовлечь подданных королевы Виктории в инвестиции в наши акционерные общества. Есть идеи?
— Нужно… гм… вовлечь кого-то конкретно, Николай Александрович, — обращение по имени было неким знаком, что разговор приватный и мне не обязательно выговаривать все эти «ваше императорское величество», после каждого слова. — Или требуется организовать общую привлекательность инвестирования средств в Россию для англичан?
— О! — вскину брови царь. И засмеялся. — А это вообще возможно? Общая привлекательность…
Николай причмокнул, словно бы пробуя новый термин на вкус.
— Список господ, кои должны будут в ближайшее же время получить внушительные пакеты акций предприятий в империи, будет подготовлен и доставлен в вашу канцелярию, Герман, — наконец, решил император. — Однако же и эту вашу… общую привлекательность постарайтесь организовать. Нам ныне не помешают господа в Лондоне, вполне лояльно относящиеся к России. А если при одной только мысли о войне с нами, у джентльменов боль в кошелях проявлялась, и свой этот… парламент жалобами заваливали, так и вовсе чудно бы вышло.
Конечно же, я принял пожелание императора к сведению, благо тут спешки не было, и немедленного результата от меня никто и требовать не посмел. Однако и сам не ожидал, что события закрутятся уже очень скоро натуральнейшим калейдоскопом.
У императрицы Марии Федоровны была фрейлина, Дашенька Ливен. Чей тогда еще жених, генерал-майор и член Инженерного Комитета военного ведомства, Оттомар Борисович Герн, был занят конструированием выпускных труб для «изобретенных» однажды мною самодвижущихся мин, и по этому поводу, частенько донимавший меня всякими техническими глупостями. Так вот, она поделилась с высочайшей покровительницей известием, что дескать в Петербург прибыл известный в Британии купец и инженер, желающий подыскать в России место для строительства железоделательных заводов. И звали этого британца ни как иначе, а Джон Хьюз. Или, как его немедленно обозвали в столице — Юз. Грех было не использовать этакий-то шанс. Тем более, что в местности, несколько позже ставшей одним из центров сталелитейной промышленности Юга России, тогда еще о будущей индустриализации, что называется: ни сном, ни духом…
Юзовка. Донецк. Ну, кто в мое время не слышал об отважном англичанине, рискнувшем вложить более трехсот тысяч фунтов — целое
