— В том, что во сне ты видел людей, с которыми встречался в последнее время, нет ничего необычного, задумчиво изрек Асклепиод. — Подобный сон никак нельзя счесть дурным предзнаменованием. А вот появление мифического животного — это куда более важно. Быть может, Цербер имеет для римлян какое-то особое значение, не известное нам, грекам?

— Откуда мне знать, — покачал головой я. Все, что я могу сказать о Цербере — он служит Плутону, повелителю подземного мира, который не позволяет душам умерших покидать свое царство, а живым входить туда.

— Да, вы называете этого бога Плутоном. Он чем-то отличается от нашего Аида?

— Главное отличие состоит в том, что Плутон не только бог мертвых, но и бог, дарующий богатство.

— У нас бог, дарующий богатство, тоже зовется Плутон. Его часто путают с Плутусом, сыном богини Деметры, который считается воплощением богатства. Дело в том, что оба этих имени происходят от греческого слова, означающего богатство и…

Асклепиод осекся, потому что я завизжал не хуже Клодия, получившего по яйцам. Увлекшись своей лекцией по мифологии, мой друг вонзил иголку слишком глубоко.

— Ох, прости, — буркнул он.

— Ничего, я готов потерпеть, если это доставляет тебе удовольствие, — съязвил я.

— Да, я всегда увлекался мифологией, — заявил Асклепиод, специально делая вид, будто не понял моей колкости. — Полагаю, смысл твоего видения можно истолковать следующим образом: главной движущей силой всех событий, которые ты расследуешь, является стремление к богатству.

— Стремление к наживе — первопричина почти всех заговоров и политических козней, — возразил я. — Мне более важным представляется то, что во сне моем Цербер имел три головы. Три головы на одном теле — тут явно есть тайное значение.

— Две головы принадлежали Помпею и Крассу, которые в прошлом были твоими врагами. А третью ты не сумел разглядеть?

— Нет. Я лишь понял, что она важнее двух остальных. И что она повелевает ими. Странно, не правда ли? Кто может повелевать Помпеем и Крассом?

— Я так понимаю, это был не Клодий? Хотя он наверняка преследует тебя даже во сне.

Если бы не страх причинить себе боль, я непременно расхохотался бы.

— Нет, этот трусливый подонок Клодий вряд ли годится на роль повелителя.

— Хорошо, пока оставим это. Меня заинтересовал еще этот несчастный юнец, Аппий Клавдий Нерон. Ты говоришь, он хотел что-то передать тебе, пока злобный треглавый зверь не сгреб его лапой?

— Хотелось бы мне знать, что это было, — проронил я.

Проснувшись, я тут же пожалел о том, что сделал это. Причиной моих страданий были не только раны. Минувшим вечером, надеясь заглушить боль и уснуть, я осушил здоровенный кувшин дешевого вина и теперь испытывал жесточайшие муки похмелья.

— Хороша награда за верную службу, — проворчал вошедший в комнату Гермес. — При первой же опасности ты бросил меня на произвол судьбы, оставив мне свою тогу, а сам бросился наутек, точно горный козел.

— Видел бы ты, как я бегаю по ровной дороге! — простонал я. — Ни одна скаковая лошадь за мной не угонится. А если и угонится, то лишь самая быстрая.

— Эти люди могли меня убить, — гнул свою линию Гермес.

Как видно, этот наглый раб считал свою жизнь великой ценностью.

— Да на что ты им сдался? — отрезал я. — Им нужен был я. Хорошо еще, никому из этих мерзавцев не пришло в голову отнять у тебя мою тогу. А тебе не пришло в голову ее продать.

— Высокого же ты обо мне мнения, — надулся Гермес.

— Возможно, я несправедлив. Но сейчас мне так паршиво, что хочется наплевать и на справедливость и человеколюбие. Дай мне только волю и я, пожалуй, вылил бы на какую-нибудь весталку свой ночной горшок.

После завтрака мое самочувствие и настроение несколько улучшились. Я принял своих клиентов и уже собирался отправиться с визитом к Целеру, когда мне сообщили, что какой-то человек желает передать мне послание. Посланником оказался беззубый галл, которого я видел на складе Милона.

— Мой господин хочет встретиться с тобой сегодня в банях, сенатор, — безо всяких предисловий сообщил он.

— В банях? В какое время?

— Прямо сейчас.

Пожалуй, если я хорошенько отмокну в горячей воде, это пойдет мне на пользу, решил я. Приказав Гермесу собрать необходимые вещи, я вслед за посыльным вышел на улицу. Утренним визитом к Целеру пришлось пожертвовать, но я наделся, что он просто-напросто не заметит моего отсутствия.

Бани, в которые привел меня галл, были построены совсем недавно. Они примыкали к дому Милона, также служившему и местом сбора банды.

Оставив Гермеса сторожить вещи, я вслед за беззубым галлом отправился в парную, где в окружении своих людей восседал Милон. Увидев меня, он расплылся в улыбке.

— Теперь я и сам вижу, что это правда! — воскликнул он. — Весь Рим судачит о том, что ты один держал оборону против Клодия и его шайки и завершил драку прямо на заседании суда, под носом у Октавия!

Милон разразился хохотом, таким заразительным, что я непременно присоединился бы к нему, если бы не ноющие швы.

— Что за ирония судьбы — вернуться с военной службы без единой царапины и заработать боевые шрамы на улицах Рима! — провозгласил Милон.

— Если верно служишь сенату и народу Рима, без шрамов не обойтись, — заметил я, осторожно опускаясь на каменную скамью.

Оглядевшись по сторонам, я понял, что мои скромные шрамы вряд ли могли служить поводом для гордости в подобном обществе. В прошлом люди Милона выдержали множество боев на арене, и тела их покрывала такая густая сеть шрамов, словно из их кожи нарезали полосы. Один из бывших гладиаторов наклонился, чтобы рассмотреть мое плечо.

— Аккуратные стежки, — заметил он. — Узнаю руку Асклепиода.

Я подтвердил, что его догадка верна.

— А я так считаю, настоящий мужчина никогда не будет заниматься штопкой, как этот грек, — проворчал другой ветеран гладиаторских боев. Он указал на широкую багровую полосу сморщенной кожи, которая тянулась от его правого плеча к левому бедру. — Прижигание каленым железом — вот самый надежный способ остановить кровь. Самнит по имени Атлас едва не разрубил меня на две половины. Кстати, он был левшой.

— Хуже нет, как сражаться с левшой, — подал голос еще один громила.

Милон повернулся ко мне, а все прочие, напротив, отвели взгляды. В присутствии этих вышколенных бандитов мы могли говорить без утайки, словно были наедине.

— Как прошла твоя встреча с Фаустой? — без обиняков спросил Милон.

— Превосходно, — заверил я. — Я передал ей твое предложение, и она отнеслась к нему весьма благосклонно. Насколько я понял, мужчины ее круга нагоняют на нее скуку, а ты сумел произвести на нее впечатление человека неординарного. Думаю, когда ты отправишься ее навестить, тебя ожидает теплый прием.