на три месяца? Как не сойти с ума от неизвестности, пока она одна в этом городе будет?

Светлые волосы разметались по постели, острые коленки сжаты, а глаза блестят, будто пьяные. Она близка к разрядке, стоит только коснуться чувствительной кожи между ножек, нажать сильнее, совершить круговые движения пальцами или толкнуться в неё напряжённым на максимум членом, а лучше всего…

— Ляг на меня сверху, — произносит она со стоном.

— Позже.

Подхватив её ладонями под ягодицы, я одним рывком тяну её на себя. Целую впалый живот, пупок, чуть ниже, ещё… Закидываю стройные ноги себе на плечи. Ника дёргается словно от удара током, приподнимается на локтях, удивлённо распахивает зелёные глаза и приоткрывает рот.

— Глеб, я думала ты пошутил…

— Мелкая, я не шучу такими вещами.

— Может… не надо?

— Расслабься. Договорились?

Мои слова действуют на неё прямо противоположно: Ника напрягается ещё сильнее, когда я целую низ живота. Взгляд не отводит, смотрит будто заворожённая, но смущается, так, что пятнами покрывается не только лицо, но даже шея и предплечья.

Она несмело разводит ноги шире, показывая мне всю себя: такую невинную, нежную, розовую и до предела возбуждённую. Я подаюсь вперёд, провожу языком между складками. Первые движения медленные, лёгкие, чтобы привыкла. Она качает головой, мычит и закрывает глаза, сминая пальцами простыни. Её запах повсюду, стоны отчётливой вибрацией отдают мне в уши.

Ника смелеет и ёрзает на месте, жестами умоляя продолжать ещё и ещё. Ей до разрядки немного осталось. Всего ничего.

Моя ширинка натянута до предела, член буквально ломит от звериной похоти. Я представляю, как возьму её сзади, войду в такую мокрую и распалённую. Перед глазами темнеет от желания, оно мощным потоком ударяет мне в голову и туманит разум.

Сильно сжав ладонями её ягодицы, я ускоряю темп, надавливаю на пульсирующий клитор, тяну губами и лижу, одновременно с тем, как она выгибает спину, кончает и протяжно выкрикивает моё имя.

Стянув обессиленную Нику с кровати, ставлю её на четвереньки, достаю из кармана брюк презерватив и раскатываю его по всей длине. Одним толчком оказываюсь внутри. Она истекает соками, пачкая мой член, приятно его сжимает и ритмично двигается навстречу.

— Боже… Глеб… Боже, ещё…

Вид, который мне открывается, просто охрененный: плавные изгибы тела, округлые ягодицы, которые сотрясаются от моих частых движений. Я совру, если скажу, что равнодушен к тому, что стал у неё первым. Это пиздец как тешит мою эгоистичную личность. Моя и только моя, горячая податливая девочка, готовая к экспериментам. Когда заберу её к себе, сутками не буду выпускать из постели.

Ника засыпает моментально, а у меня в голове рой из мыслей. Как уберечь её, пока меня не будет? Как обезопасить, чтобы не навредил никто? Я не думаю, что Захаровы станут лезть к Нике и причинять ей вред, но, сука, тот разговор с судьей всё никак не даёт мне покоя. Его обещания сравнять меня с землей я прервал короткой фразой, послав его в одном известном направлении.

Мне было бы спокойнее, если бы Ника дождалась меня в столице. Упрямая, ответственная, она не может так просто сорваться с места и бросить всё то, что у неё здесь есть.

Я завожу будильник на шесть утра и тут же вырубаюсь. Сны дурные, короткие, рваные. Мне впервые в жизни снится поражение, кровь и собственная смерть. Такого не было даже тогда, когда я проводил самые сложные спецоперации.

Я просыпаюсь раньше сигнала будильника и принимаю бодрящий душ. Густая дымка в голове рассеивается, впрочем, как и сомнения, но тяжесть в грудной клетке всё ещё присутствует. Готовлю самый примитивный завтрак из бекона и яиц, собираю свои немногочисленные вещи.

Звоню ребятам со службы, спрашиваю, как настроение и обстановка. Они на полигоне занимаются, отвечают, что ждут, и передают пламенный привет моей девушке. Завидуют, очевидно.

Вызвав такси, бужу Нику. Она, конечно же, обижается, что я не сделал этого раньше. Ходит за мной по пятам с котом на руках, пытается помочь и быть полезной. Я даю Нике ключи от квартиры в столице, диктую адрес и оставляю пластиковую карту. Там, конечно, не миллионы, но кое-какие накопления имеются. Она по привычке смущается и пытается отказаться, но я молча оставляю карту на тумбе.

Не хочу, чтобы Ника провожала меня до аэропорта, потому что знаю: во второй раз прощаться всегда тяжелее. Она будет плакать и смотреть на меня жалобно, а я не уверен, что это именно то, что мне сейчас нужно.

Последний поцелуй отдаётся болью где-то под рёбрами, словно туда вогнали что-то острое. Ника отвечает медленно, со щемящей нежностью, обнимает крепко и максимально сильно, а в конце, в упор глядя на меня, сообщает, что безумно любит.

Мой рейс задерживают, телефон горит от звонков. Долгий перелёт, вынужденная остановка в жопе мира… Надо собраться и переключить себя в рабочий режим, но я, как влюблённый подросток, переписываюсь с Никой и думаю об одном: главное, чтобы дождалась.

Я прилетаю в Махачкалу почти без сил, а мне ещё работать надо, вкалывать в полную силу. Сейчас только посплю часа три, восстановлюсь и вперёд, к новым вершинам.

В аэропорту на служебной машине меня встречает Ваня Скороходов. Мы с ним неплохо ладим, почти в приятельских отношениях, поэтому приветливо друг другу улыбаемся и пожимаем руки. Он в неформальной обстановке докладывает, что происходило, пока меня здесь не было: новенький, уже дважды залётный, подрался с Багровым; пришёл приказ по премиям; Мельников до сих пор в городе.

— Он сегодня злой как чёрт был! Всех трёхэтажным матом обложил, а потом попросил, чтобы за коньяком ему сбегали.

Я усмехаюсь, потому что такое поведение вполне в его духе. Разъебали его, а он на других срывается.

— Парни сказали, что ему откуда-то сверху позвонили... Тобой, Воронцов, интересовались.

Глава 49

Ника

Проходит чуть больше недели с тех пор, как улетел Глеб.

Он звонит мне примерно раз в день, чаще не может. Наши разговоры короткие, Воронцова постоянно отвлекают и куда-то зовут, но я не обижаюсь — знаю, что потом мы наверстаем упущенное время.

Его голос спокоен, всё, как и прежде, хорошо, но где-то на интуитивном уровне мне кажется, что он чем-то обеспокоен. Я спрашиваю его об этом в каждом телефонном разговоре. Глеб успокаивает меня и просит не нервничать. Всё в норме, служба идёт, он жив, здоров и звонит, чтобы узнать, как у меня дела, но… я никак не могу понять, что же