Помолчав, Эрс уже собралась идти, как вспомнила о лошадях. Еда осталась в мешках. Значит здесь им есть нечего. Вновь обернувшись к стойке, она спросила насчет еды. Какого было ее удивление, когда она осознала, что выбор перекуса здесь не хуже среднего кафе в Скотрейн. Здесь были и вина, и хлеба, и рагу, закуски всех видов, огромное количество сыров, чаи, салаты, булочки, десерты… Напрашивался вопрос: «А вы точно таверна?», — на что Груша лишь звонко захихикала и отмахнувшись, бросила: «Нет, мы обновились!»

Выложив несколько монеток на стол, она забрала глиняную тарелку с чем-то напоминающим картофель из печи и села в уголке за, забытый всеми, стол без скатерти и вазочки с цветком. Пожевывая наспех приготовленную картошку, она взглянула на стол. В лучах люстры, отливающей свет через стеклышки, на дубовой поверхности отсвечивали значки, которые на других столах так пытались перекрыть скатерти.

Каждый кто бывал здесь, оставлял свой след. Одни вырезали инициалы, другие ставили ножами зарубки, третьи, проливали ягодное вино, пропитавшее древесину сладким запахом клюквы и брусники. Пусть не намеренно, но все же они отмечали этим, когда-то проплывшее здесь, появление. Она вспомнила. Где-то это уже виднелось. Шум людей, деревянные кружки, балки потолков, свечи на столе, прячущиеся в тенях зарубки и… и маленький пирожок с горящей свечкой в белой глазури, словно фейверк на горе у кратера со снежной шапочкой. Сколько тогда ей было? Она не помнила. Каждый ее день рождение в уголке на дубовом столе, украшенном подрагивающими зарубками, на вершинке горы со снежной шапкой горела одна свечка. По бокам сидели родители и завороженно глядя на огонек, шептали: «Загадывай желание». И каждый раз она загадывала единственную просьбу: «Пусть больше не будет пожаров, и все будут счастливы», — и воздух наполнялся дымом. Дымом, что долго не выветривался из помещения, что, казалось, перекроет воздух, разлетевшись по комнате. Дымом, что пах воспоминаниями: пылающие черепицы, обглоданные языками пламени рога баранов, подпаленные перья куриц, уносящиеся прочь, воющие птицы, с треском падающие деревья, еле слышные причитания, плачь и крики детей, мешки, скрип темнеющих колес, бешенный стук копыт и качка, долгая, безостановочная качка.

Стол раскачивался, расплываясь перед глазами. Пустая тарелка, вилка. Достав косу, проведя по ней рукой несколько раз, она схватила тарелку и тряхнув головой, встала из-за стола, направляясь к стойке, где ее ожидала Графия. Поблагодарив ее и отдав посуду, девушка проверила котомку на поясе и поспешила, скрипнув дверью, выскочить на улицу.

Шум улиц, цокот копыт, скрип повозок, пофыркивание лошадей, скрипящие открывающиеся двери лавок, шумящая ярмарка, шорох корзин и котомок, звон монет, шепот Сертан… По протоптанной дороге вяло плелся лохматый, задерганный детьми, пес с обломанным хвостом. Напротив, выстраивались скучающие лавки, двери которых оставались закрытыми, сохраняя молчание печального колокола. Горный ветер скучающе сгонял пыль с дорог, протаскивая песок в, нехотя колышущиеся, поля цветков. Солнце палило на утомленные каменные домики, отдающие жарой. В далеке протекал обычный рабочий день ярмарки, вокруг которой тянулись толпы людей, не сумевших выбрать что же им нужно. Уставшие от солнца дети, расходились по домам, неспешно закрывая дверцы домиков, отдыхая в холодной тени. Земля и огород, после долгой прополки, легли перед солнцем, прикрываясь только листами ягод и тенью редких кустов. Облака поспешно разбежались с голубого небосвода, желая как можно дальше унестись от разъяренного солнца, горящего по середине неба.

Девушка осторожно осмотрела улицы, всмотрелась в ярмарку, где топтались далекие фигурки людей. Нигде не виделось ни тени монстра, ни хвоста волка или чудовища, ни слышалось криков или воплей. Улицы мгновенно опустели. В городе такого не увидишь… И только сейчас она вспомнила, что находится в нескольких днях езды до Скотрейн. Таверна и правда напоминала местечко из родного города. Но стоит сказать, что ей нечему было удивляться. В деревушках и поселениях народ расходится к самой жаркой поре. И угораздило ее конечно именно сейчас идти в лавку!

Она обернулась, с сомнением взглянув на теплую деревянную дверь.

— Ну уж нет! — прошептала она заманчивой двери. — Я всего лишь заскочу в лавку, — и развернувшись к, опаленной злорадствующим солнцем, дороге, решительно направилась из-под тени козырька. — Когда я еще посещу такое место? — убеждала она себя, не обращая внимание на, жгущие руку, лучи.

Она перескочила в тень между домиками и чуть выглянув, просчитала несколько домов от таверны и спрятавшись в тень, решила идти по другой стороне, кроясь под полосками черепиц. Отсчитывая стены встречающихся строений, вскоре, она снова выглянула из-за здания. Перед ней, в резких, почти черных, тенях, виднелся невысоких дом с трубой из которой валил дым. Эрс перескочила улицу и вновь забежала в тень козырька перед входом. Рядом, поскрипывая на ветру, качалась железная вывеска с разноцветными лоскутками, на фоне которых разместилась буханка хлеба. Осмотревшись и заметив дворик, девушка поспешила скрыться в проходе между домов и выискивая переулок, вскоре, отыскала небольшой задворок явно кричащий о том, что она нашла то, что искала.

На ветру, привязанные нитками, стеклянные разноцветные бутылки, позвякивая, бились друг об друга. Рядом, с козырька над входом свисали камни с дырочками, на каждом вырисовывались руны и символы. Над входом разместился потресканный череп то ли оленя, то ли лошади. На ветхой, покрашенной в цвет высохшей петрушки, двери, висела покошенная табличка с выцарапанной просьбой «не входить в лавку всех тех, кто не верит в магию и способности его продукции». Не раздумывая, а точнее, откинув сомнения, Эрс толкнула распахнувшуюся скрипнувшую дверь, чуть не ввалившись в маленькую темную комнатку, из которой выплыл тошнотный запах сладкого дыма, понесшийся по переулку завиваясь клубками в щелках солнечного света.

Взглянув, из темноты она смогла высмотреть только дрожащие огоньки свечей на деревянном столе, поблескивающие, дрожащие блики золотых статуэток и доску, на которой разместилась тонкая, жутко дымящая палочка, несущая приторный запах по улицам. Рядом никого не было. Она вновь взглянула на табличку у двери. Ничего о перерыве не написано. Она вновь всмотрелась в оранжевые мотыльки свечей и поймав себя на мысли о возможности задымления, двинулась вперед, в глубь помещения. Громкий хлопок и все во тьме. Дверь закрылась и единственным ориентиром были посмеивающиеся свечки, тускло освещающие стол. Обернувшись и, в темноте, не отыскав двери, девушка настойчиво подошла к свечам, всмотревшись в них. Огонек озорливо перескакивал то влево, то вправо, словно играя в опасную игру. Вырисовывал фигурки фавнов, свободные табуны кентавров, рассекающих небеса птиц…

Внутри словно пробудившаяся от дремы змея двинула скользким хвостом. В глубине души пробудилось, давно забытое, чувство дрожащего, предвещающего что-то, призрачного волнения.