И все же христиане гордились своими победами. В XVI–XVII веках почти на каждом батальном полотне можно видеть уланов со знаменами, украшенными отнятыми у турок полумесяцами или конскими хвостами — знаками отличия. На воздвигнутых в то время памятниках государственным деятелям и полководцам неизменно присутствуют фигуры пленных с бритыми головами, длинными косами и отвислыми усами, которые уныло бредут в цепях за колесницей победителя или сидят в кандалах у его ног.

Фронт христианской обороны — пусть он не являлся сплошным, а в христианском мире не имелось единства, — был весьма обширным. В этот период значение конфликта между христианством и исламом во многом определялось тем фактом, что театр военных действий простирался от Гибралтара и Магриба до Красного, Черного, Каспийского морей и Индийского океана. Например, султан Селим II предоставлял военную поддержку андалусийским морискам между 1568 и 1570 годами, а также советовал им вступить в союз с лютеранами; одновременно он изучал возможность прокладки канала между Волгой и Доном. Если бы турецкий флот мог переходить из Черного моря в Каспийское и обратно, угрожая северным рубежам враждебной османам Персии, последствия для мировой истории были бы колоссальными.

Конфликт начал приобретать глобальные размеры. Пий V, прекрасно осознавая масштаб событий, пристально следил за ситуацией в Португалии, побуждая португальские духовно-рыцарские ордена занять линию обороны на стыке Европы с Северной Африкой, и настоял на том, чтобы членом их считался лишь тот, кто сражался в течение по крайней мере трех лет. Между тем Испания после войны с Кипром не проявляла никакого желания втягиваться в конфликты в районе Восточного Средиземноморья, зато еще более пристально следила за событиями в Африке. В 1573 году испанцы заняли Тунис еще раз, но это приобретение оказалось непрочным и бесполезным. Менее чем через год, в июле 1574-го, турецкая армада из 230 галер и 40 000 солдат снова захватила город, на этот раз окончательно.

За этими событиями внимательно наблюдал племянник Филиппа II Испанского Себастьян, в 1557 году ставший королем Португалии. Он родился в 1554 году и занимал престол с трех лет, но в действительности страной долгое время правили регенты. В Себастьяне уживались неясные и противоречивые устремления; он растранжиривал достояние короны и строил грандиозные планы. Себастьян воспитывался в строгости иезуитами, а его кумиром был инфант Генрих Мореплаватель, который сто лет назад заложил основы морского могущества Португалии. Генрих мечтал о том, чтобы принести учение Христа в Индию; Себастьян мечтал принести его в Африку, в легендарный Тимбукту, стоящий на берегах Нигера, и дальше. Он хотел господствовать на морских путях, по которым в Европу ввозились золото и слоновая кость, и распространить христианство на Африканский континент — который, как выяснилось, по размерам был намного больше, чем сообщали античные географы.

Чтобы достичь этой цели, однако, было необходимо установить контроль над Марокко — тем же способом, каким испанцы пытались, с переменным успехом, контролировать современную территорию Алжира и Туниса: они стремились оторвать эти области от Османской империи и подавить североафриканских корсаров.

В июне 1578 года Себастьян отплыл из Лиссабона с целью завоевания Марокко, имея с собой примерно 10 000 португальских солдат, 1600 испанских и около 5000 добровольцев или наемников различных национальностей. Среди наемников были немцы, итальянцы и марокканцы — приверженцы одного из султанов, которым Себастьян намеревался заменить тогдашнего правителя Марокко, сторонника турок. Крестоносцы высадились близ Танжера и направились вглубь континента. Четвертого августа произошла битва при ал-Каср ал-Кабир (Алькасарквивир для европейцев), которую позднее назвали «битвой трех королей», так как в ней участвовали Себастьян и два враждующих султана.

Ни один из них не остался в живых. Погиб и сэр Томас Стукли, английский католик, командовавший папским отрядом, который первоначально предполагали направить в Ирландию, но в последнюю минуту перебросили в Лиссабон. Эта деталь говорит о том, каким сложным в то время было содержание крестоносного идеала.

Себастьян пропал без вести — его тело навсегда затерялось среди марокканских песков и камней. Отсюда родилось пророчество (позднее его подхватят Камоэнс в «Лузиадах» и Фернандо Пессоа), что молодой король, известный как «Сокрытый» (О Encoberto), однажды приплывет обратно и установит «Пятую империю» (пятую по счету после греческой, Римской, христианской и Британской). С установлением португальского владычества исполнится, наконец, истинное мистическое предназначение Европы.

В 1580, спустя год после смерти Себастьяна и в год восшествия на португальский престол Филиппа II, другой воин такого же романтического склада, как и Стукли, французский гугенот Франсуа де ла Ну создал свои «Речения» («Discours»), один из шедевров политической и военной литературы XVI века. Ну писал их в лимбургской тюрьме, брошенный туда испанцами за его действия по защите кальвинистов во Фландрии. Он призывал к новому крестовому походу с участием всех европейских стран, уже не под эгидой Папы, и видел в нем путь к восстановлению единства христианского мира.

Европейские державы в это время изыскивали способы создать угрозу для султана в восточной части его империи. Множество путешественников, исследователей, купцов и дипломатов — и тех, кто в разной степени подходил под все эти определения, — в XVI–XVII вв. посещали Персию, пытаясь побудить персидского шаха присоединиться к «крестовому походу» против стамбульского правителя. Персы немало осложняли жизнь туркам; в то же самое время русский царь Иван IV обращал оружие против татар Золотой орды, вассалов Блистательной Порты, и против Астрахани — ключа к Центральной Азии. Если бы русские и персы объединили силы в районе между Каспийским и Аральским морями, то туркам пришлось бы на Востоке иметь дело с новым сплошным сухопутным фронтом. По этой причине османские султаны усиленно стремились устанавливать дружественные отношения, а по возможности — и заключать военные союзы с тюрко-монгольскими правителями обширных областей, лежащих между Мавераннахром, Тянь-Шанем и Каракорумом. Запад тоже начал присматриваться к Центральной Азии. Европейские путешественники, обладавшие и энтузиазмом, и широкими познаниями — от флорентийских купцов Джован Баттиста и Джироламо Веккьетти, до римлянина Пьетро дела Балле, авантюриста и автора разнообразных сочинений, — питали все одну и ту же надежду, возникшую впервые в XIII веке: надежду на мощного центральноазиатского союзника, который вцепится мертвой хваткой в средиземноморского врага и освободит христианскую Европу от страшной мусульманской угрозы.

Но не для всех турки представляли страшную угрозу. Уже было показано, как многие страны, от Франции и Англии до протестантских княжеств Германии, рассматривали их (иногда втайне) как потенциальных союзников по принципу «враг моего врага — мой друг». Вдобавок многие из обитателей Средиземноморского побережья сознавали опасность, грозящую со стороны турок или их вассалов-союзников, берберских корсаров, но считали ее наименьшим злом, или даже полагали, что могут извлечь из нее пользу. Бедняки, угнетенные и бессильные, лишенные средств и возможностей, скованные жесткой политической и институциональной структурой христианского общества, смотрели на мусульманский мир с надеждой и завистью: там, даже родившись в семье калабрийского рыбака или албанского горца, можно было стать монархом или адмиралом. Некоторые — обделенные при наследовании еретики, затаившие злобу неудачники, мечтатели, — даже надеялись, что мусульмане одержат верх над их неблагодарным и несправедливым христианским отечеством. В Европе каждый, кто проявлял излишнее свободомыслие в вопросах религии, оказывался на костре. С другой стороны, жестокие турки, которые сдирали с врагов кожу или сажали их на кол, позволяли сколько угодно молиться Богу Авраама в обмен на подчинение и небольшой налог. Мусульманин, взятый в плен мальтийскими или сан-стефанскими[38] рыцарями во время набегов христианских корсаров на берега мусульманских стран, оказывался на галерах или томился в казематах в Ливорно или Тулоне. Христианин, захваченный во время морского сражения — если он был молод и хорош собой, или предприимчив, или имел счастье попасть к благожелательному и влиятельному хозяину, — мог быстро подняться по социальной лестнице, занять государственную должность или даже стать приближенным султана.