— Эй, пусти! — Он мигает, пытается расставить всё на места. — Ладно. Мистер Панч. Давай, отпусти. Я просто шутил.

Есть дни, когда надо дать сопернику подумать, что он выиграл, легко отойти, но остаться внутри уверенным и выждать момент, но есть время, когда надо идти на конфликт. Лицо Дэйва замерло. Он знает, что я дёрну, пускай значок на кнопке, всё равно что-нибудь порвётся. «Стоун Айленд» стоит кучу денег, это дизайнерская примочка, от которых прётся Дэйв. Он любит вещи больше, чем жизнь. Надо сказать, этому парню досталась судьба, купленная за полцены.

— Забей, Джо. Где твоё чувство юмора? Я просто прикалывался. Это всё чарли, сносит мне башню. Горло как будто неделю валялось в пустыне. Ощущение, что я лизал жопу верблюду. Похоже, Микки дал мне лишнего, только не говори ему.

Плохо, когда твоя жизнь растянута на вешалке, и для него ещё хуже, что его поставили на место. Я смеюсь, все смеются, и я допиваю пиво. В последнее время он часто под кайфом, заряжает ноздри кокой, как будто верит в пропаганду «сибирской язвы в чемодане», «мрачных и обречённых», пророчества о конце мира, избыток товара так сбил цены, что обычный народ тоже может себе позволить нарушить монополию элиты внутреннего Лондона с их трёхэтажными Грегорианскими особняками и Викторианскими лофтами, теперь кока расползлась по большим магистральным дорогам в разросшиеся лондонские пригороды. Вот где теперь люди, в низколежащем ландшафте пригородов, в свежих кирпичных постройках, заполняющих сливающиеся деревни, выстроившиеся вдоль шоссе, в пабах, полных яростной молодёжи, влюблённой в местный футбол, крест св. Георгия за стойкой, рай, открытый для всех, где собственность дешева и есть возможность вырваться вперёд.

Дэйв ходит бухать семь дней в неделю, таскает свои значки, надувает щёки, гордится внешностью. Я заглядываю в его сияющие глаза и вижу дыры в мозгах, жёлтый круг сыра, покрытого кратерами, проросшего плесенью, края обгрыза-ны полевыми мышами. Выглядываю в окно и вижу, как он припарковал машину на тротуаре, чёрный кузов блестит в лучах заходящего солнца, аэродинамические линии ещё сочатся влагой после поездки в Люксовую Автомойку Хана, полоска белой пены на бампере, кажется, машина готова зарычать и сорваться с места. Дэйв хорошо живёт в местном смысле этого слова, несётся на скорости сто миль в час, мотор ревёт, но он тонет в системе рассрочек, большая куча ненапряжных компактов, наклейки ещё на месте, он в ловушке, но успевает вовремя сделать платёж за машину. Многие живут одним днём, но Дэйв доводит ситуацию до предела. Если он хочет устроить шоу, его право, но я не хочу видеть, как парень зароется так глубоко, что не сможет вылезти. Это очень старый трюк, финансовые организации следуют лучшим торговым традициям, создают долги, которые невозможно выплатить.

— Ты, вообще, какую музыку слушаешь? — Девушка с бритвенно-острыми глазами по имени Сара задаёт вопрос, придвигаясь ко мне поближе, её грудь мягко прижимается к моей руке.

Дэйв переключил внимание на другую женщину, её выбеленные волосы длиннее, в ухе гвоздик. Крис счастливо уткнулся в кружку, поднимает взгляд, когда Дэйв не видит. Крис счастливо женат. Он отец, бриллиант, человек, который любит выпить и чуток перекусить. Отвечаю на вопрос.

— Насчёт винила соглашусь, — говорит она, — на нём музыка чувствуется лучше.

Как она перекатывает слова во рту, как пахнут её духи. Я знаю, что попал. Дэйв тоже.

— Забудь Аль Капоне, теперь он Ричард Брэнсон[28]. Блондинка рядом с ним, похоже, не въехала, она смеётся и утыкается ему в грудь. А в нём говорит наркотик. Мы всё время подначиваем друг друга, но сейчас дело происходит на людях.

— Слышь, иди на хер, — говорит Сара Дэйву, полушутя, полусерьёзно. — Ты мне действуешь на нервы. Это ты завёл разговор о музыке.

Дэйв отворачивается к своей женщине.

— Прости, — бурчит он. — Это всё порошок. Мощная штука, но я никак не пойму, где приход, где уход. И вообще, ты кто такая, посылать меня на хер, ты, кобыла бесстыжая.

— Дрочила.

Крис смотрит на часы и говорит, пора домой ужинать, проголодался, пока пытался продавать компьютерные комплектующие в магазинах Вест-Кантри. Он ненавидит свою работу, но у него служебная машина, маленький оклад и комиссионные. Это жестокий бизнес, куча проблем, но у него дела идут неплохо. Люди ему верят. Сначала он был вором, потом копом, от одной крайности к другой, а однажды он встал и ушёл из полиции, сказал, что заколебался ловить подонков, что психи, насильники, растлители малолетних и избивающие жён заставили его взглянуть на людей по-другому. Он видел худшие стороны человеческой натуры, и его голова не выдерживает. Отныне его внимание посвящено Кэрол и детям. Теперь он стал другим человеком, если честно, среднестатистическим. Крис хороший муж. Он говорит, что в этой стране нельзя навести порядок, так на фига и пытаться? Он хочет спокойно жить.

— Давай ещё по одной, — говорит Дэйв. — Ты проголодался? Неудивительно, уже поздно. Закажи сырный рулет, замори червячка.

Там стоит стеклянный ящик, полный рулетов, сыр с помидорами и ветчина с салат-латуком. Они толстые и радуют глаз, с прожилками горчицы и резаного лука. Крис любит этот ящик так же, как Дэйв свою одежду. Крису — вкус, Дэйву — внешность, а для меня, наверно, до сих пор — музыка. Этот парень ест и ест, но худой, как велосипед. Дэйв говорит, наверно, он болен СПИДом, но у него просто такая конституция, похоже, генетическое.

— Ещё по одной, и я пошёл, — улыбается Крис, он знает, что сейчас вечер пятницы, что он просидит здесь до закрытия или пока у них не кончится хавка.

Обычно он просто звонит Кэрол и говорит, что купит домой еды, тушёные рёбрышки и рис, жареный с яйцом из китайского ресторана, или рыбу и жареную картошку, если ей хочется чего-нибудь более традиционного. Или можно позвонить в «Чапатти Экспресс», заказать куриную тикку, а для себя виндалу[29].

Ребята на мопедах доставляют еду быстро, треск их тачек и следы пара от карри — неотъемлемая часть вечернего ландшафта.

— Надо позвонить хозяйке, заеду на обратной дороге в китайский ресторан. Она не будет злиться. Ей нравится, когда я ухожу с друзьями. Если ей хочется картошки и пирога, я привожу. Что хочет, то и привожу. Ей нравится тишина и спокойствие. Говорит, мне надо чаще бывать на людях, а мне нравится сидеть дома и смотреть телек. Я прихожу домой усталый, мне уже ничего не хочется, особенно когда весь день за рулём, пытаешься впарить что-нибудь безмозглым мудакам. Я позвоню, закажу карри. И виндалу — отличная тема.

Крис любит острую пищу. Он достаёт мобилу и решает все вопросы. Захлопывает её с ухмылкой, облизывает губы и осушает кружку.

— Моя очередь заказывать. Кто хочет рулет?

Мы качаем головами, и он уходит к стойке. Я жду, пока подойдёт его очередь, и иду к нему. Бармен наполняет кружки, и я прислушиваюсь к музыке. Голос Пола Уэллера звучит громко и чисто. Уэллер крепко держится своих Уокингских корней, говорит, будет и дальше сам делать музыку, даже достигнув успеха. Люди радуются, когда такой человек остаётся честным. Слишком многие продались. Берут сребреники и говорят, что выросли из прежних идеалов. Ребята рядом с нами слишком молодые, они никогда не видели the Jam, сами не знают, чего лишились.