— Вы чего-то не договариваете, Антон Аркадьевич, — с сомнением покачал головой Берест. — Если вы считаете психомов неопасными, почему же стреляли в господина Котова?

— Вы правы, — Вольский окончательно сник и затравленно посмотрел на комиссара. — Мы… мы недавно заметили: они начали вести себя! А когда один из них бросился на лаборанта, пытавшегося отключить установку, стало ясно, что эксперимент… — он обреченно умолк.

— Это была женщина? Психом, который напал на лаборанта? — резко спросил я, толком и сам не понимая, откуда взялась эта убежденность.

— Д-да… Откуда вы знаете?! — Вольский непонимающе уставился на меня. — Понимаете, — вдруг заторопился он, — к нам незадолго до… м-мм, аварии пришла новая сотрудница, психолог, Надежда Селимова. Красивая молодая женщина, умница, она как-то сразу влилась в коллектив, вникла в проблемы лаборатории, высказала несколько весьма ценных соображений по поводу модуляции установки… — профессор задумчиво подергал себя за подбородок. — Единственной, пожалуй, неприятной чертой ее характера я назвал бы холодность. Да, именно холодность, буквально во всем: в общении с коллегами, в решении проблем, в отношении к мужчинам… И вот когда появились психомы, Надя первая высказалась, что, мол, мы, то есть люди, ученые, пока еще не доросли до понимания сути явления, а потому про него надо забыть до поры до времени.

— Но к ее доводам, конечно, никто не прислушался? — саркастически, но с внутренним облегчением усмехнулся я. — Естественно, открытие века, прорыв в науке!..

— Вот именно, Дмитрий Алексеевич! — почти вызывающе отреагировал Вольский, но тут же снова потух. — Хотя, по большому счету, Надежда была права. Кстати, «манок» тоже придумала она. А вот ее собственный психом…

— Не та ли это Надя, подруга Аннушки? — повернулся я к Бересту. Которая встречалась с мужем Закревской?

— Похоже на то, — кивнул он, — уж слишком много тут совпадений. И что же ты предлагаешь?

— По-моему, выход один, — я пристально взглянул на Николая, немедленно выключить эту чертову установку, а психомов выловить, как можно быстрее.

— Кажется, господин Котов прав, Андрей Аркадьевич? — Берест решительно поднялся. — Собирайтесь, едем в Институт.

— Нет, что вы! — Вольский попятился. — Это же… нельзя! Ни в коем случае! Государственный эксперимент!.. Меня же… Я боюсь, господа, закончил он честно.

— Вы, профессор, не просто трус, — сказал я почти нормальным голосом, вкручивая окурок в пепельницу, — вы еще и пакостник от науки. Но бить я вас не стану, хотя очень хочется. Просто сейчас мы с комиссаром вам кое-что покажем, и если после этого вы хоть что-нибудь поймете, значит на этом свете для вас еще не все потеряно!

…Машина продиралась сквозь дождевую слизь, расталкивая световыми пальцами комья свалявшегося тумана на обочинах размокших улиц. Казалось, еще немного и все атрибуты человеческой цивилизации без остатка растворятся в этом отвратительном муссе из воды, темноты и холода. Город словно умер, укрывшись застиранным серым саваном.

Но ощущение чего-то нереального, враждебного снова просочилось в мозг, усиливаясь с каждой минутой, заполняя каждую клетку ледяной чернотой. Психомы, туман, дохлые кошки, ясновидение, ночные кошмары… Что-то здесь было не так! И даже трясущийся на заднем сидении Вольский… Весь этот ужас, осевший на город, был какой-то перекошенный, словно в дикой мозаике не хватало нескольких кусочков, или нет — кусочки были не того цвета!..

— Не здесь? — повернулся ко мне Николай.

И в этот момент я увидел впереди, в мутном круге света две фигуры: женщина билась в объятиях мужчины.

Второй сон!..

Берест мгновенно отреагировал на мой взгляд и вдавил тормоз, одновременно распахивая дверцу, но я опередил его. В салон рванулся размытый шумом дождя, придавленный женский крик. Разум уступил место подсознанию и рефлексам. Я знал, кого увижу сейчас перед собой. Знал и не верил. Тело как бы действовало само по себе.

Рука рванула нападавшего за ворот черной кожаной куртки, другая перехватила его правую кисть, отрывая от лица женщины, которая тут же упала на колени. Человек уже поворачивался ко мне, и на краткий миг я второй раз увидел знакомый до боли профиль.

Тогда, зажмурившись, чтобы не передумать в последний момент, чтобы не дрогнула рука, остановленная ложным видением, я коротким и жестоким, отработанным до автоматизма движением влепил ему «колун» между глаз, опрокинул на мокрый асфальт и только потом открыл глаза.

Все дальнейшее произошло почти одновременно. Я увидел перекошенное криком, неестественно белое лицо женщины, смотревшей не на меня, а вниз, под ноги и, проследив за ее взглядом, содрогнулся от ужаса и отвращения. Плоский городской ручей быстро размывал то, что несколько секунд назад казалось человеком, и лишь лицо, серо-синее — лицо Олега! — с глубокой вмятиной от удара еще какие-то мгновения держалось поверх расплывавшейся кисельной груды, форменной куртки, штанов и ботинок.

Сзади послышался слабый вскрик и, следом, тяжелый всхлип упавшего тела — нервы у профессора все же не выдержали! Женщина тихо покачивалась, глядя перед собой, уронив руки, а я никак не мог подавить приступ тошноты от вида пустой одежды на асфальте.

И только Николай, казалось, с честью вышел из этого кошмара. Он быстро оттащил горе-ученого к машине, вернулся и осторожно поднял за плечи женщину.

— Пойдем, Алена, пойдем. Успокойся…

— Как ты здесь оказалась, Аля? — охрипшим от напряжения голосом спросил я.

— Не помню, — почти шепотом отозвалась она, прильнув к широченной груди комиссара. — Я разбирала вещи Олега в шкафу и нашла куклу. Очень странную куклу, почти точную его копию! Голую и… теплую. Но таких кукол ведь не бывает?.. Я испугалась и хотела ее выбросить в мусоропровод, а потом решила позвонить Олегу, но оба его телефона молчали. Мне стало совсем страшно, и я решила отнести ее прямо в управление, а потом… — она не договорила и снова заплакала.

— Наверное, ты просто заблудилась в тумане, — почти ласково сказал суровый Берест, гладя вздрагивающую женщину по волосам.

Мне тоже хотелось поверить Николаю, но дело было в том, что Алена каким-то непостижимым образом оказалась чуть не на другом конце города, хотя от управления криминальной службы до дома Ракитиных было всего-то несколько остановок на троллейбусе.

Вольский пришел в себя, когда мы находились на полпути к управлению. Алена Ракитина наотрез отказалась от предложения отвезти ее домой, заявила, что поедет с нами хоть к чертям в преисподнюю, и тогда Николай предложил ей отдохнуть в комнате психологической разгрузки управления. И в этот момент господин ученый неожиданно пробасил:

— Бессмысленно!

— Что? — не понял я, поворачиваясь назад и разглядывая его мятую физиономию.

— Выключение установки ничего не даст! — нахально заявил он.