– Он живет в нашей палатке, и я кормлю его три раза в день, – ответила мама. – Кроме того, он общается с Джорджем.

– Но он же все время молчит, – возразил я.

– Молчит, – огрызнулась мама, – зато выслушивает все занудные истории твоего отца, которые у меня уже в печенках сидят.

Маргаритка спросила родителей, собираются ли они завтра вечером в Биби-на-Уолде, чтобы отметить помолвку в семейном кругу и обсудить приготовления к свадьбе.

– В первый раз об этом слышу. – Мама сердито покосилась на меня.

В свое оправдание я сказал, что просто забыл им сообщить – выскочило из головы.

– Какая форма одежды? – оживился отец.

– Никакая, приходите, в чем есть, – ответила Маргаритка. – Ну может, не совсем в чем вы есть сейчас.

Я порадовался этому уточнению, ибо отец в старой армейской куртке, купленной на распродаже военного барахла, и полуразвалившихся сапогах походил на солдата, отступающего из Сталинграда.

Зверь плюхнулся на обломок бетонной стены и принялся играть с щенком. Точь-в-точь Ленни из романа Стейнбека «О мышах и людях», тот тоже любил играть со всякой живностью. Я понадеялся, что Зверь по рассеянности не придушит пса.

Подул ветер, Маргаритка поежилась и сказала, что хочет домой.

– Подумываем поставить ветряк, – сказал отец. – А то весь этот чертов ветер дует вхолостую. Здесь самые лучшие ветра во всей Англии, прилетают прямиком с Урала.

Словно в подтверждение, остатки его седых волос забесновались у него на голове. Казалось, будто у отца вырос серенький нимб.

Маргаритка и тут нашла что сказать: по ее мнению, ветряки уродуют ландшафт.

Отвез ее домой.

Воскресенье, 9 марта

Смотрел утренние политические передачи, чтобы узнать новости о войне. Выступала Клэр Шорт. Грозится подать в отставку с поста министра, если Британия и Америка вторгнутся в Ирак. Она утверждает, что, начав войну без одобрения ООН, мы нарушим международное право.

Огорчился из-за того, что она, вопреки моему совету, по-прежнему носит шарфики.

Вечеринка по случаю помолвки с последующим обсуждением предстоящей свадьбы оказалась самым тяжким светским мероприятием, в котором я когда-либо принимал участие. По меньшей мере треть гостей заранее дали мне понять, что не одобряют мою невесту. Даже Фатима, добрейшая из женщин, не удержалась:

– Это будет брак, который совершится в аду, Моули. Она с приветом.

У мамы, по-видимому, закончилась нормальная одежда. В последнее время она одевается либо как Боб-Строитель,[56]либо как персонаж с королевской трибуны на скачках в Аскоте.

Отец напялил то, что он именует своими «лучшими брюками», блейзер и темно-синюю бейсболку. Когда я попросил его снять головной убор в помещении, мама одернула меня:

– Ни в коем случае, у него там татуировка «я сбрендил». Я и шляпку надела специально, чтобы он не чувствовал себя изгоем.

Познакомил мать с Неттой.

– Какая вы смелая, миссис Моул, – сказала та. – В наше время мало кто из женщин отважится надеть шляпку.

За свою смелость маме пришлось расплачиваться весь вечер: она только и делала, что сдувала с лица черные перья.

Увидев закуски, отец ударился в панику:

– Да тут сплошной вонючий силос, – зашептал он. – Ничего съедобного.

Попробовал его успокоить: ведь есть хлеб, масло и сыр.

– Козий сыр, – проворчал отец. – Воняет так, словно созревал у козла под мышкой.

Майкл Крокус вышел, только когда собрались все гости: Найджел в костюме от Пола Смита и темных очках; Парвез с Фатимой в традиционной мусульманской одежде; Умник Хендерсон в костюме чокнутого профессора; Маргаритка в пижаме из бордового бархата; Гортензия в платье а-ля 70-е и белых башмаках в стиле оп-арт; исполнители и исполнительницы танца моррис в прозаической гражданской одежде; женщина-викарий в черном брючном костюме с накладным воротничком-стойкой; сестра Майкла Крокуса, худая злобная особа с клочковатой бородкой, и Александра, школьная подруга Маргаритки, – застенчивая женщина с квадратной челюстью, которая, похоже, Маргаритку побаивалась.

Майкл Крокус хлопнул в ладоши и потребовал тишины. С каждым днем его манеры становятся все величественнее.

– Нижайше прошу подождать еще немного, прежде чем мы приступим к празднеству. Увы, запаздывает очень важный гость – Георгина, сестра Маргаритки. Она в поезде, который в эту минуту подползает к лестерскому вокзалу. Там Георгина возьмет такси и прибудет примерно через полчаса.

Когда он произнес имя Георгины, у меня екнуло сердце и я чуть не упал в обморок. Каждый фибр, каждый атом, каждая элементарная частица моего тела желали видеть Георгину. И в то же время мне хотелось скрыться в ночной тьме и бежать-бежать-бежать.

Не отдавая себе отчета в том, что говорю вслух, я спросил:

– А Георгина-то зачем приезжает?

Рядом со мной оказалась викарий Маргарет.

– Так ведь она же подружка невесты, – удивилась священница.

Мы завели крайне принужденную беседу о церемонии венчания. К нам присоединилась Маргаритка и сказала, что хочет, чтобы в текст брачной клятвы вставили слова «любить, чтить и повиноваться». По ее мнению, «феминизм зашел слишком далеко».

Мне показалось, что эта просьба слегка встревожила викарису Вскоре выяснилось, что священнослужительница – убежденная радикалка и надеется «пройти в епископы» до того, как ей стукнет пятьдесят.

В ожидании Георгины я места себе не находил. Меня смущала мамина шляпа, поминутно ронявшая черные перья в тарелки с едой. Раза четыре я отлучался в туалет.

Когда я вернулся после четвертой отлучки, Майкл Крокус осведомился:

– Проблемы со сливом, Адриан? А ты не пробовал настой из семян горчицы? Принимай его шесть недель, но если и после этого будешь орошать фаянс каждые десять минут, то я знаю хорошего уролога.

Я извинился, сказав, что мне снова надо в туалет. Там я заперся, вымыл руки лавандовым мылом и вгляделся в свое лживое лицо в зеркале над раковиной. Потом просмотрел книги, которые Майкл Крокус держит на полке рядом с унитазом: «Улисс», «Расцвет и упадок Римской империи», «Майн кампф», «Властелин колец». Завалящие книжонки, за такие издания мистер Карлтон-Хейес и гроша ломаного не даст. Однако на полях «Майн кампф» виднелись пометки, сделанные неразборчивым почерком Майкла Крокуса. И масса восклицательных знаков.

Тут послышался шум – приехала Георгина. Я вышел из туалета и с лестничной площадки глянул вниз. Георгина стояла в центре толпы. Умник Хендерсон помогал ей снять длинное черное пальто. Георгина подняла взгляд и увидела меня. Глаз она не отвела, я тоже.