— Продолжим, — сказал психиатр.

Они пошли в противоположную сторону. Сервас обернулся, чуть задержался, взглядом проводил широкую спину Лизы Ферней и вслушался в стук высоких каблуков по плиткам пола. Дойдя до конца коридора, она не стала сразу заворачивать за угол, тоже обернулась, и их взгляды встретились. Сервасу показалось, что старшая медсестра улыбается.

— Очень важно вести себя так, чтобы не вызвать конфликта, — сказал Ксавье.

Они остановились перед последним тамбуром, ведущим в сектор А. Стены из необработанного камня, без малейших следов штукатурки, тусклый неоновый свет, все двери обиты бронированной сталью, на бетонном полу никакого покрытия. Все это создавало впечатление средневековой крепости.

Ксавье поднял голову к глазку камеры над наличником двери. Двудиодная лампочка из красной стала зеленой, послышался щелчок дверного замка. Доктор с трудом потянул на себя тяжелую створку и впустил следственную группу в узкое пространство между двумя бронированными дверьми. Они подождали, пока первая из них сама медленно закрылась с громким щелчком. Затем раздался еще один щелчок, не менее звонкий, и на петлях медленно повернулась вторая дверь. Ощущение было такое, что они находятся в машинном отделении корабля, где все тонет в полумраке, освещенном только слабым светом иллюминаторов. В воздухе пахло металлом. Ксавье пропустил их сквозь дверь одного за другим, и Сервас догадался, что для этого маленького спектакля у доктора наверняка заготовлена какая-нибудь мулька.

Впустив всех, он торжественно произнес:

— Добро пожаловать в ад.

Ксавье улыбнулся.

Застекленная будка внутренней охраны. Слева проход. Сервас шагнул вперед и увидел выбеленный коридор с ворсистым голубым паласом, куда слева выходил ровный ряд дверей с окошками-иллюминаторами, а справа на стене красовался такой же идеальный строй светильников.

Охранник, здоровенный детина под метр девяносто, отложил журнал, который читал, и вышел из будки. Ксавье церемонно пожал ему руку.

— Позвольте представить: М. Монд. Должен вас предупредить, что все наши пациенты сектора А содержатся под псевдонимами.

М. Монд рассмеялся и каждому пожал руку. Он делал это легко и осторожно, словно опасался нечаянно сломать какую-нибудь косточку.

— Как они сегодня утром?

— Спокойно, — ответил М. Монд. — Наверное, день тоже пройдет нормально.

— Вряд ли, — отозвался Ксавье, глядя на посетителей.

— Главное — их не провоцировать, — объяснил М. Монд, слово в слово повторяя замечание психиатра. — Соблюдать дистанцию. Существует граница, которую нельзя переходить. Они сочтут это агрессией и могут отреагировать насилием.

— Не думаю, что кто-нибудь из присутствующих станет нарушать дистанцию. Они из полиции.

Взгляд охранника стал жестким. Он пожал плечами и вернулся обратно в будку.

— Пойдемте, — сказал Ксавье.

Они шли вдоль коридора, и мягкий ворс ковра заглушал их шаги.

Психиатр указал на первую дверь и заявил:

— Андреас приехал из Германии. Он двумя выстрелами из ружья убил своих спящих родителей. Потом, поскольку ему было страшно одному, он отрезал им головы и положил в холодильник. Парень доставал их каждый вечер, чтобы вместе посмотреть телевизор, и водружал на плечи двух безголовых манекенов, сидящих рядышком на диване.

Сервас внимательно слушал. Представив себе эту сцену, он вздрогнул. На ум сразу пришла отрезанная голова коня, найденная в конном центре.

— Когда к нему наведался их семейный врач, чтобы поинтересоваться, как себя чувствуют родители, которых он долго не видел у себя в кабинете, Андреас и его убил. Молотком. Потом и ему отрезал голову, рассудив, что родителям будет веселее с таким приятным собеседником, как доктор. Ясное дело, полиция начала следствие по делу исчезновения доктора. Когда бригада пришла к Андреасу и его родителям, чтобы взять у них показания, поскольку они значились в списке пациентов, парень впустил всех в дом и сказал: «Они здесь». Они и вправду были здесь, три головы в холодильнике, в ожидании содержательной вечерней беседы.

— Очаровательно, — сказал Конфьян.

— Проблема состоит в том, что в психиатрической клинике, куда его поместили, Андреас пытался ножом для разрезания бумаги отрезать голову дежурившей ночью медсестре. Несчастная осталась жива, но теперь на всю жизнь обречена пользоваться речевым аппаратом, носить высокие воротники и шейные платки, чтобы скрыть ужасный шрам на шее.

Сервас обменялся взглядами с Циглер. Он догадался, что ей в голову пришли те же мысли. Здесь содержится больной с навязчивой идеей отрезать головы. Его палата недалеко от той, в которой заперт Гиртман. Сервас заглянул в иллюминатор. Андреас оказался колоссом, весом килограммов в сто пятьдесят, не меньше ста сантиметров в талии и с ногой сорок шестого или сорок седьмого размера. Огромная голова сидела прямо на плечах, без малейшего намека на шею, выражение лица было угрюмое и насупленное.

Ксавье указал на вторую дверь.

— Доктор Хайме Эстебан прибыл к нам из Испании. За два лета, проведенных в национальных парках Ордеса-и-Монте Пердидо и Агуэстортес, он убил две супружеские пары, а до этого считался у себя в городе уважаемым человеком, был муниципальным советником. Женат не был, но весьма почтительно относился к дамам, приходившим к нему на прием, для всех у него находилось доброе слово. — Ксавье подошел к иллюминатору, потом отодвинулся и пригласил всех заглянуть внутрь. — Никто так и не понял, почему он это совершил. Хайме охотился на путешественников в уединенных местах. В основном это были молодые пары. Сначала он разбивал головы парням камнем или палкой, а потом насиловал и душил девушек и сбрасывал их в овраг. Ах да, еще Эстебан пил их кровь. Теперь он выдает себя за вампира. В испанской психиатрической клинике, куда его поместили, Хайме покусал за шею двоих санитаров.

Сервас подошел к иллюминатору и увидел сидящего на кровати худощавого человека с намазанными бриллиантином волосами и аккуратно подстриженной бородкой. На нем был белый комбинезон с короткими рукавами. Над кроватью работал телевизор.

— А здесь находится наш самый знаменитый пациент, — объявил Ксавье тоном коллекционера, демонстрирующего очень ценный экспонат, набрал код доступа на клавиатуре охранного устройства возле двери, вошел в палату и сказал: — Здравствуйте, Юлиан.

Никакого ответа. Сервас шагнул следом за ним.

Его удивили размеры палаты. Она производила впечатление гораздо более просторной, чем те, куда он только что заглядывал. Стены были такие же белые, в глубине комнаты стояла кровать, у стены маленький стол с двумя стульями, слева две двери, наверное, встроенный стенной шкаф и душ. Единственное окно выходило точно на макушку большой пихты, засыпанной снегом, и на горы.

Не меньше, чем размеры комнаты, Серваса удивил аскетизм убранства. Интересно, это выбор пациента или предписание из Швейцарии? Судя по досье, Гиртман был человеком любознательным, умным, социально адаптированным. Он вел жизнь свободного человека, хоть и тайного убийцы, очень ценил книги и прочие плоды человеческой культуры. Здесь же у него ничего этого не было. Исключение составлял CD-проигрыватель скверного качества, стоявший на столе. В отличие от других палат мебель в его комнате не была ни привинчена к полу, ни обшита мягким пластиком. Значит, Гиртман не представлял опасности ни для себя, ни для окружающих.