Возвращаясь после встречи третьего дилижанса, я срезала путь, пройдя мимо церкви Святого Михаила, как вдруг из дверей церкви показалась мисс Элизабет. Мы обе вздрогнули от испуга, словно каждая из нас не хотела видеть другую, а так нам волей-неволей пришлось поприветствовать друг друга.

Мисс Элизабет спросила, была ли я на берегу, и мне пришлось признаться, что я ходила в Чармут. Она знала, что в этот день прибывал дилижанс, и — я видела это но ее лицу — разгадала, зачем я туда ходила, и теперь пытается скрыть свое недовольство. Она переменила тему, и мы немного поговорили о том, что происходило в Лайме, пока она отсутствовала. Однако разговор шел неловко, не так, как это обычно бывало между нами, и спустя некоторое время мы умолкли. Я чувствовала скованность, как будто слишком долго сидела на одной ноге и та онемела. Мисс Элизабет тоже держала голову склоненной, как будто у нее все еще болели мышцы из-за проделанной недавно долгой дороги.

Я уже собиралась найти какую-нибудь отговорку и отправиться на Кокмойл-сквер, когда мисс Элизабет вроде бы приняла решение. Когда она собирается сказать что-то важное, она выпячивает подбородок.

— Мэри, я хочу рассказать тебе, что произошло в Лондоне. Никому не говори о том, что я тебе расскажу. Ни матери с братом, ни в особенности моим сестрам, потому что они ничего не знают.

После этого она рассказала мне об аукционе, подробно описав, что именно было продано, кто там присутствовал и что покупал и как даже француз Кювье хотел заполучить череп моего ихтиозавра в Париж. Рассказала, как в конце полковник Бёрч произнес свое заявление, назвав меня добытчицей всех экземпляров его коллекции. Все то время, как она говорила, мне представлялось, что я слушаю лекцию о какой-то другой Мэри Эннинг, которая живет в другом городе, в другой стране, на другом конце света, да и собирает не окаменелости, а что-то другое, например бабочек или старинные монеты.

— Мэри, ты меня слушаешь? — нахмурилась мисс Элизабет.

— Да, мэм, только не верю своим ушам.

Мисс Элизабет устремила на меня прищуренный взгляд своих серьезных серых глаз.

— Полковник Бёрч назвал твое имя публично, Мэри. Он призвал самых важных коллекционеров окаменелостей в стране обращаться к тебе за помощью. Они будут приезжать сюда и просить тебя водить их с собой по взморью, как полковника Бёрча. Тебе надо подготовиться и постараться не… рисковать больше своей репутацией. — Последнее она произнесла с сильно поджатыми губами, и казалось чудом, что какие-то слова вообще вырвались наружу.

Я тронула пальцем лишайник на надгробье рядом с собой.

— Я не беспокоюсь ни за свою репутацию, мэм, ни о том, что другие могут обо мне подумать. Я люблю полковника Бёрча и жду, когда он вернется.

— Мэри…

На лице у мисс Элизабет отобразился целый ряд эмоций — это было похоже на то, как одна за другой сдаются игральные карты, — но главенствовали среди них черные масти: гнев и печаль. В сочетании они образуют ревность, и тогда до меня дошло, что Элизабет Филпот ревновала к тому вниманию, что уделял мне полковник Бёрч. И совершенно напрасно. Ей не приходилось продавать свою мебель, чтобы сохранить крышу над головой, или сжигать стулья в печке, чтобы не замерзнуть. У нее было множество столов, а не всего один кухонный стол. Она не выходила каждый день на берег, невзирая ни на погоду, ни на свое самочувствие, и не оставалась там часами, собирая антики, пока голова не пойдет кругом. У нее не было мозолей на руках и ногах, она не резала и не стирала в кровь пальцы, они у нее не почернели от въевшейся глины. Не было у нее и соседей, шептавшихся о ней у нее за спиной. Ей надо было бы пожалеть меня, а она мне завидовала!

Я закрыла на мгновение глаза.

— Почему вы не хотите порадоваться за меня? — спросила я. — Почему не можете сказать: «Я надеюсь, что ты будешь очень счастлива»?

— Я… — Мисс Элизабет запнулась. — Я надеюсь на это, — удалось ей наконец сказать. — Но я не хочу, чтобы ты себя дурачила. Хочу, чтобы ты разумно рассудила, что возможно в твоей жизни, а что нет.

Я содрала лишайник с камня.

— Вы ревнуете?

— Нет!

— А вот и да. Ревнуете из-за полковника Бёрча, потому что он ухаживал за мной. Вы его любили, а он не обращал на вас внимания.

Мисс Элизабет выглядела ошеломленной, словно я ее ударила.

— Перестань, прошу тебя.

Но во мне словно поднялась река и вышла из берегов.

— Он никогда даже не смотрел на вас. Это меня он хотел! А почему бы и нет? Я молода, и у меня хваткий глаз! Чего стоит все ваше образование, и ваши 150 фунтов в год, и ваше бузинное шампанское, и ваши дурацкие акварели, и ваши глупые сестры с их танцами и розами! А ваша рыба! Кому нужна эта окаменевшая рыба, когда в утесах можно найти допотопных монстров? Но вам их не найти — глаз не тот. Вы просто старая дева, а я не хочу быть старой девой! Не хочу! — Говорить все это вслух было так ужасно, что я подумала, уж не сошла ли я с ума.

Мисс Элизабет стояла совершенно неподвижно. Она словно ждала, когда стихнет порыв ветра. Когда он стих, она сделала глубокий вдох, но то, что слетело с ее губ, было лишено внутренней силы и прозвучало едва ли не шепотом.

— Однажды я спасла тебе жизнь. Выкопала тебя из глины. И вот чем ты мне отплатила!

Ветер вернулся, обратившись в ураган. Я кричала с такой яростью, что мисс Элизабет попятилась:

— Да, вы спасли мне жизнь! И я всегда буду чувствовать благодарность к вам. Я никогда не сравняюсь с вами, что бы ни делала. Каких бы тварей я ни нашла, сколько бы денег ни заработала. Так почему же вы не можете оставить мне полковника Бёрча? Пожалуйста! — Теперь я уже плакала.

Мисс Элизабет смотрела на меня своими спокойными серыми глазами, пока я не выплакалась.

— Я освобождаю тебя от долга благодарности, Мэри, — сказала она. — По крайней мере, я могу сделать это. В тот день я выкопала тебя из глины, как поступила бы со всяким другим и как всякий другой, проходивший мимо, поступил бы с тобой. — Она остановилась, обдумывая, как я видела, что сказать дальше. — Но я должна кое-что тебе рассказать, — продолжила она, — не чтобы причинить тебе боль, но чтобы предостеречь. Если ты ожидаешь счастья от полковника Бёрча, то будешь разочарована. Я случайно встретилась с ним перед аукционом. Мы столкнулись в Британском музее. — Она сделала паузу. — Он сопровождал некую даму и, кажется, между ними было полное понимание. Я говорю тебе об этом, чтобы ты не слишком парила в облаках. Мэри, постой!

Но я уже повернулась и бежала прочь от ее слов так быстро, как только могла.

Когда следующий дилижанс из Лондона прибыл в Чармут, я не пошла его встречать. Стоял погожий день, на улицах было множество приезжих, и я осталась за столом рядом с нашим домом, продавая антики прохожим.

Я не суеверна, но знала, что он появится, потому что был мой день рождения, хотя он этого и не знал. Поскольку никогда раньше я не получала подарков на день рождения, то теперь непременно должна была получить. Мама сказала бы, что подарком были бы деньги с его аукциона, но для меня подарком был только он сам.