Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24 [апреля]
Предположения мне никогда не удаются, а я не могу отказать себе в удовольствии сочинять предположения. Сегодня, например, выходя из дому, я располагал провести время до обеда так: сначала зайти в Академию посмотреть выставку; потом зайти к Иордану, своему будущему профессору; потом к барону Клодту и, в заключение, к графине Настасье Ивановне и у нее остаться обедать. Таков был проект, а случилось вот как. В первой зале в Академии встретился мне Зимбулатов и Бориспольц, мои старые искренние друзья. Наскоро обошли мы выставку, отправились к Зимбулатову и время до обеда провели в воспоминаниях. Я совершенно доволен неудачею.
Вечером собрались мы с Михайлом к брату его Василю, да зашли к Семену и там провели вечер. Тоже неудача.
25 [апреля]
В 10 часов утра пошел проститься с А. Н. Мокрицким, отъезжающим в Москву. По дороге зашел к М. И. Сухомлинову, да по дороге же зашел к барону Клодту, полюбовался монументом неудобозабываемому и прошел в Академию на выставку. В первой зале встретился с Жемчужниковым, а в последней с Семеном. Из Академии поехали с Семеном на Петербургскую сторону искать дачу. Дачу нашли, оставили задаток и в 6 часов вечера приехали домой. Вечером с Семеном же были у Н. И. Петрова, слушали бесконечные и бесплодные толки о эмансипации.
26 [апреля]
На обеде у Сошальского лично познакомился с поэтом Курочкиным и с братом его Николаем, достойным
молодым человеком. Поэт Курочкин много обещает в будущем. Дай бог, чтобы сбылись мои надежды.
27 /апреля/
Обещался обедать у художника Лукашевича и по рассеянности соврал.
28 [апреля]
Сошальский подарил мне часы стенные. А Василь Лазаревский термометр. По милости добрых людей, главные инструменты имею для опытов над акватинтой. Когда же я примусь за самые опыты?
29 [апреля]
Зашел к Дзюбину. Не застал его дома, спросил завтрак и оставил ему за угощение случившуюся со мною рукопись: «Послание к мертвым, живым и ненарожденным землякам», надписавши: «на память. 1 мая», тоже по рассеянности.
30 [апреля]
Пошли с Семеном в Летний сад с намерением посмотреть монумент Крылова. По дороге зашли в Казанский собор посмотреть картину Брюллова. Но, увы! Она так умно, удачно поставлена премудрыми попами, что и кошачьими глазами видеть ее невозможно. Отвратительно! По дороге зашли в Пассаж, полюбовались шляющимися красавицами и алеутскими болванчиками и прошли в Летний сад. Монумент Крылова, поставленный «Пчелой» и прочими газетами, ничем не лучше алеутских болванчиков. Бессовестные газетчики! Жалкий барон Клодт! Вместо величественного старца он посадил лакея в нанковом сюртуке с азбучкой и указкою в руках. Барон без умысла достиг цели, вылепивши эту жалкую статую и барельефы именно для детей, но никак не для взрослых. Бедный барон! Оскорбил ты великого поэта и тоже без умысла.
Оскорбленные бароном, мы взяли ялик и поплыли на Биржу. Полюбовались величественной биржевой залой, прошли в сквер, посмотрели на обезьян и попугаев и зашли на постоянную выставку художественных произведений. Бедный Тыранов! Он и свое болезненное маранье тут же выставил. Грустное, тяжелое впечатление!
Находившись до упаду, мы на ялике переплыли Неву, прошли часть бульвара, в окнах магазина Дациаро полюбовались акватинтами, взяли извозчика и отправились домой обедать.
Вечером был у Белозерского и у Кроневича.
1 мая
Решили мы с Семеном провести день как-нибудь, а вечером отправиться в Екатерингоф посмотреть праздничную публику. Часу в первом пошли мы в Академию на выставку и зашли к графине Настасье Ивановне. Не застали ее дома и прошли к Остроградскому с намерением там и пообедать. Не удалось: Михайло Васильевич и его благоверная В. Д. больны, а дети гулять ушли; мы последовали их примеру и, пошлявшись по набережной Невы, возвратились домой.
В 8 часов вечера, вместо Екатерингофа, зашли к Белозерскому и весело проболтали до первого часа.
2 [мая]
Были с Семеном в Эрмитаже, в отделении древней и новой скульптуры. Я не воображал в таком количестве остатков древней скульптуры в Эрмитаже; вероятно, они собраны со всех дворцов: прекрасная мысль. В отделении новой скульптуры меня очаровал Танерини своей умирающей Душенькой и обидно разочаровал покойник Ставассер своей неуклюжей русалкой. Смотрели музей древностей, библиотеку и на первый раз тем кончили. Внимание утомилось. Залы музея отделаны с большим вкусом, нежели картинная галерея.
Из Эрмитажа прошли мы на выставку цветов. Изумительная роскошь цветов и растений! Но густая толпа хорошеньких зрительниц мешает вполне наслаждаться произведениями флоры. В толпе посетителей встретил старых друзей моих, Маслова и толстейшего Сережу Уварова. Не графа, а просто Уварова.
3 [мая]
Был в Эрмитаже один, без Семена. Его утомила вчера античная галерея и древности, и он отказался мне сопутствовать. Ледащо! В Эрмитаже встретился и познакомился с знаменитым гравером Иорданом. Он слышал о моем намерении заняться акватинтой и предложил мне свои услуги в этом новом для меня деле. Обрадованный его милым, искренним предложением, я обошел два раза все залы с целью выбрать картину для первой пробы избранного мною искусства. После внимательного обозрения, остановился я на эскизе Мурильо «Святое семейство». Наивное, милое сочинение. Я не видел картины этого содержания, которой бы так шло это название, как гениальному эскизу Мурильо. Итак, с божьею и иордановою помощью, принимаюсь за опыты, а потом и за Мурильо.
В 4 часа оставил я Эрмитаж и зашел на выставку цветов. Волшебный переход! В продолжение нескольких часов внимательного созерцания произведений великих мастеров я утомился, отяжелел духом, и вдруг живая, свежая прелесть природы и искусства благотворно охватывает меня и обновляет. Разнообразная зелень, массы свежих роскошных цветов, музыка и, в довершение очарования, толпы прекрасных, молодых и свежих, как цветы, женщин. Я обещался в 5 часов обедать у Уваровых и пробыл в этом раю до 6 часов. О, столица!
Вечером передавал мои впечатления Семену и его милейшей Александре Ивановне.
4 [мая]
Был у Ф. И. Иордана. Какой обязательный, милый человек и художник и, вдобавок, живой человек, что между граверами большая редкость. Он мне [показал] в продолжение часа все новейшие приемы гравюры акватинты. Изъявил готовность помогать мне всем, что от него будет зависеть. Я расстался с ним вполовину будущим гравером.
От Иордана зашел ненадолго к графине Настасье Ивановне, а от нее прошел к граверу и печатнику Служинскому, тоже за сведениями. Застал его за обедом, и