— Ты можешь рассказывать что угодно, — настаивал на своем Мальберг.

— Поверь, Лукас, прошу тебя! Прямо сейчас, когда все складывается так, что вместе мы сможем продвинуться в расследовании дела Марлены Аммер.

На мгновение Мальберг прислушался.

— Мне звонил молодой прокурор, — продолжала Катерина, — некий Ахилл Мезомед. Он хочет заново возбудить дело.

— Не смеши меня! — фыркнул Мальберг. — И это сейчас, когда дело закрыто по указанию сверху? Он пришел именно к тебе? Может, это очередная из твоих историй?

— Прокурор спрашивал о тебе, — продолжала Катерина, не обращая внимания на издевку в голосе Лукаса. — Я сказала, что ничего не знаю о том, где ты скрываешься.

— Ну, тут мне опять повезло, — цинично прокомментировал Мальберг.

— Каким же отвратительным ты можешь быть! — воскликнула Катерина и рассерженно посмотрела на него. — Тем не менее я хочу сообщить тебе еще одну новость.

Лукас сделал вид, будто слова Катерины вовсе не интересуют его. Он безучастно уставился на черное надгробие с именем Иезавель. «Иезавель? Не упоминалось ли это имя в Ветхом Завете? Дочь царя Ефваала, которая вышла замуж за израильского царя Ахава…» — думал он. В отличие от своей помощницы фрейлейн Кляйнляйн, Мальберг не настолько хорошо знал Библию. Но он был уверен: Иезавель — женщина, которая, как говорится в «Откровении» Иоанна, склоняла слуг к распутству.

Пока Лукас думал над значением фразы «Не страшись того, что тебе придется пострадать», он словно издалека слышал голос Катерины.

— Маркиза мертва.

Мальберг в ужасе посмотрел на девушку.

— Повтори, что ты сказала!

— Маркиза мертва. Ее застрелили из машины почти сразу после освобождения из-под стражи. Как ты знаешь, я говорила с ней за день до этого в тюрьме, надеясь узнать что-нибудь об их отношениях с Марленой Аммер.

— И у тебя ничего не вышло.

Катерина отрицательно покачала головой.

— Если говорить честно, ничего или почти ничего.

— Что значит «почти ничего»? — вскинулся Лукас.

— Ничего такого, что помогло бы тебе или мне продвинуться дальше. Она говорила только общие фразы о мужчинах. Например, Лоренца заявила, что все мужчины…

— Сволочи!

— Именно так она и выразилась.

— Любимая фраза разочарованных женщин. Хотя, может быть, и вполне заслуженная. И это все, что тебе удалось выяснить?

— Мне показалось, что она уже попрощалась с жизнью.

— Как это?

— Я не знаю. Лоренца сказала, что еще жива только благодаря тому, что находится в тюрьме, поскольку там по меньшей мере она в безопасности. Вероятно, маркиза предчувствовала, что ее ждет. Я не смогла понять тогда значения этих слов. Ни один нормальный человек не смог бы сделать из этой фразы вывод, что за ней охотятся мафиози.

Мальберг растерянно вытер рукавом мокрое от дождя лицо.

— О том, что маркиза убита, — продолжала Катерина, — мне сказал прокурор Мезомед. Иначе я бы об этом не узнала. Случай с Фальконьери очень похож на смерть Марлены Аммер. Хотя речь идет об убийстве, ни одна газета не сообщила о нем.

Мальберг задумчиво кивнул.

— А когда я попрощалась, Лоренца Фальконьери сказала, что мы никогда не узнаем о взаимосвязях, — произнесла Катерина.

— Ты уже говорила это на Кампо деи Фиори.

— Да, но на прощание маркиза задала вопрос, над которым я до сих пор ломаю голову. Она спросила, знаю ли я «Откро вение» Иоанна. Я же не монашка и со школьной скамьи не читала Ветхий Завет, поэтому ответила, что пет. А потом маркиза посоветовала мне прочитать двадцатую главу, стих седьмой. При этом она странно ухмыльнулась. Это было ужасно.

— Так подробно я Апокалипсис тоже не знаю! — Мальберг вымученно улыбнулся.

— Тебе и не нужно. Я уже все прочитала.

— И каковы результаты?

— Этот стих гласит: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей». У тебя есть какие-нибудь предположения, как это все может быть связано со смертью маркизы и Марлены Аммер?

Ответить Мальберг уже не успел, потому что еще до того, как она договорила, Лукас бросился бежать, будто за ним гнался сам нечистый, и исчез в лабиринте памятников.

Когда церковный служка из Сан Себастьяно незадолго до шести утра хотел войти через боковую дверь в церковь на Виа Аппиа Антика, он испугался. За более чем тридцатилетнюю службу у него еще не было случая, чтобы oh забыл закрыть узкую дверь ризницы. Но в это утро ключ отказывался поворачиваться, потому что дверь была не заперта.

Сальватор, так звали старого служку, своей кустистой бори дой напоминал пророка из Ветхого Завета. Объяснив случившееся возрастной забывчивостью, он начал готовить в ризнице литургическое одеяние. Тем временем появилась утренняя смена уборщиц, которые разбрелись выполнять свои обязанности в церкви.

В тот момент, когда служка закончил свои приготовления, из-за двери, ведущей в алтарное помещение, донесся пронзительный крик. Сальватор выскочил наружу. С хоров он увидел уборщиц, которые сбежались в конец нефа, к исповедальне.

Насколько позволяли старые ноги, Сальватор поспешил туда, чтобы посмотреть, что произошло.

— Лючия хотела прибрать в исповедальне, — закричала одна из уборщиц, — и обнаружила его!

— Кого?

Уборщица показала на открытую дверь исповедальни. Сальватор перекрестился. На скамейке в неестественной позе сидел лысый человек с закрытыми глазами. Он был мертв.

— Пресвятая Дева! — выпалил служка, и его борода задрожала как осиновый лист. — Если я не ошибаюсь, это его преосвященство Гонзага, государственный секретарь!

Самая старшая из женщин упала на колени и сложила руки в молитве. Некоторые начали причитать над покойником, как это было принято на юге, другие закрыли лицо руками.

Сальватор подошел к безжизненному телу кардинала. Мертвенно-бледное лицо Гонзаги походило на маску, глаза запали. Только через несколько минут служка заметил, что правый висок кардинала едва заметно подрагивает.

— Он живой! — взволнованно закричал Сальватор. — «Скорую», быстро!

Кто-то из женщин бросился к телефону в ризнице. Прошло всего две минуты, а уже откуда-то издалека донесся вой сирены. Сальватор успел открыть главный вход, когда машина «скорой помощи» с бешено вращающимися мигалками подкатила к церкви.

Почти бегом молодой мускулистый врач лет тридцати и сопровождающие его санитары с носилками прошли к исповедальне.

— Это государственный секретарь, — встретив их, пояснил служка и оттолкнул в сторону уборщиц. — Поторопитесь!