– Если пройдешь через дверь, попадешь в Зону Икс, – сказала Грейс. – Если перейдешь через границу, попадешь в другое место. А вот какое, неизвестно.

По голосу никак нельзя было определить, терзают ли Грейс сомнения, волнует ли ее то, верят они ей или нет. Чувствовалось, что она страшно устала от вопросов, словно Зона Икс окончательно вымотала ее, и даже неправильный ответ вполне бы ее устроил. Контроль промолчал.

Но Кукушка помнила, что видела в коридоре, ведущем в Зону Икс, весь этот мусор и обломки, мертвые тела, и теперь размышляла над тем, было ли это реальностью или порождением ее разума. Размышляла, что могло пройти через двадцатифутовую дверь, которую описывал Контроль и которая теперь для них потеряна. Что вообще могло пройти через такую дверь? Ее вывод был: ничего, потому что если бы что-то могло, оно уже прошло бы давным-давно.

Озера на болотах отливали такой глубокой чистой синевой в неверном свете дня, что отражения деревьев и кустарников, окаймляющих их берега, казались столь же реальными, как и их укрепившиеся корнями в почве двойники. Под заляпанными грязью подошвами чавкала сырая земля, они оскальзывались на корнях растений, и пахло здесь сладко, словно хрустящим сеном. Контроль несколько раз терял равновесие и хватался за Кукушку, едва не утягивая ее за собой.

Откуда-то спереди вдруг потянуло гарью, а потом что-то пронеслось по небу, сплошь затянутому облаками – что именно, они не разглядели, – и Кукушка ничуть не удивилась.

Однажды весенним днем в Южном пределе ты сделала перерыв в работе, вышла прогуляться по двору, выстланному плиткой, целиком погруженная в свои мысли, и вдруг увидела нечто странное на берегу заболоченного озера. У самой кромки черной воды виднеется человек. Он сидит на корточках, сгорбившись, невидимые для тебя руки заняты каким-то загадочным делом. Твоя первая мысль – вызвать охрану, но потом ты узнаешь хрупкую фигуру, хохолок черных волос. Это Уитби, в коричневом блейзере, темно-синих слаксах и легких туфлях.

Уитби играет в грязи. Промывает что-то? Душит кого-то? Он настолько сконцентрирован на своем занятии, что даже издали заметно – челок занят делом, требующим ювелирной точности и внимания.

Инстинкт подсказывает тебе: тише, подходи как можно медленнее, не наступи на ветку или опавшие листья. Уитби достаточно настрадался в прошлом, был напуган самим этим прошлым, и ты можешь его спугнуть, если подойдешь быстро и сразу. Ты уже на полпути, когда он оборачивается, давая понять, что заметил тебя, и вновь возвращается к своему занятию, а ты быстро подходишь к нему.

Деревья, как всегда, выглядят печально, согнулись над водой, точно сгорбленные священники с длинными бородами из мха. Или, как менее уважительно говорит Грейс, «выстроились в ряд, точно старые потрепанные наркоманы». Вода гладкая, как зеркало, слегка подернута рябью только в том месте, где возится Уитби, и когда ты подходишь и наклоняешься у него над плечом, видишь свое отражение, искаженное этими кругами и водянисто-серыми отблесками света.

Уитби промывает в воде маленькую коричневую мышь.

Он держит животное осторожно, но крепко, сжимает между большим и указательным пальцами левой руки, вверху торчат головка и передние лапки мыши, чуть ниже, вдоль его ладони, видны бледное брюшко, задние лапки и хвост. Мышь то ли загипнотизирована, то ли по какой-то другой причине ведет себя на удивление спокойно, пока Уитби зачерпывает воду правой рукой и осторожно выливает на мышь, потом протирает влажным мизинцем шерсть на брюшке, бока, щечки с усиками и верхнюю часть головы.

Через левое плечо у Уитби перекинуто маленькое белое полотенце; на нем монограмма в виде большой прописной буквы «У», вышитая золотыми нитками. Принес из дома? Вот он снимает его и, используя один уголок, бережно протирает голову мыши, ее крохотные черные глазки смотрят куда-то вдаль. Уитби проявляет просто удивительную осторожность, даже нежность, продолжает протирать лапку с розовыми коготками, сначала одну, затем – другую, после этого переходит к задним лапкам и тонкому хвосту. Руки у Уитби такие маленькие и бледные, что в голову приходит совершенно абсурдная, но трогательная мысль: уж не родственники ли они?

Прошло три месяца с тех пор, как скончался от рака последний член последней, одиннадцатой экспедиции, шесть недель с тех пор, как его тело эксгумировали. Прошло уже больше двух лет с тех пор, как ты перешла границу вместе с Уитби. За последние семь-восемь месяцев тебе начало казаться, что Уитби постепенно поправляется, приходит в себя – реже просит о переводе, активнее участвует в совещаниях, у него снова пробудился интерес к работе о «комбинированных теориях», которую он теперь называет «Тезисы о терруаре» и которая подразумевает подход к «постижению экосистем», основанный на последних достижениях виноделия. Он усердно исполняет свои обязанности на работе, его поведение не выходит за рамки обычной эксцентричности. Даже Чейни, пусть и ворчливо, но признает это, и тебя не слишком волнует тот факт, что он все чаще пытается использовать Уитби против тебя же. Ты также не слишком задумываешься о причинах, заставивших Уитби вновь приблизиться к центру событий.

– Что это у тебя тут, а, Уитби? – внезапно и резко нарушаешь ты молчание. Что бы ты сейчас ни сказала, это будет похоже на взрослого, отчитывающего ребенка, но Уитби сам поставил тебя в такое положение.

Уитби перестает мыть и вытирать мышь, перебрасывает полотенце через левое плечо, смотрит на зверька, рассматривает внимательно, проверяя, не осталось ли где пятнышка грязи.

– Мышь, – отвечает он таким тоном, словно ты и сама должна все понимать.

– И где же ты ее нашел?

– Не ее, а его. Нашел его на чердаке. – С упреком в голосе и одновременно с вызовом отвечает он.

– О… В доме? – Значит, он принес физическое воплощение безопасности дома на работу, во враждебную среду. Ты пытаешься подавить в себе психолога, не слишком углубляться в анализ, но сделать это трудно.

– На чердаке.

– А зачем принес сюда?

– Чтобы отмыть.

Тебе не хочется, чтобы этот разговор превратился в допрос, но, похоже, это уже произошло. Хорошо это или плохо для выздоровления Уитби? Нет никаких прямых указаний на тему того, можно ли держать в доме мышь или мыть ее, и о том, делает ли это человека непригодным для выполнения рабочих обязанностей.

– А в доме нельзя было помыть?

Уитби отводит взгляд, избегает смотреть тебе прямо в глаза. Ты все еще склоняешься над ним. Он по-прежнему сидит на корточках.

– Там вода зараженная.

– Зараженная? – Вот уж интересное определение. – Но ведь ты ей пользуешься, разве нет?

– Да, пользуюсь… – Он немного смягчился, успокоился, видно, понял: теперь ты не боишься, что он случайно задушит мышь. – Просто подумал, что ему будет приятно выйти на свежий воздух. Денек выдался славный.

Перевод: Уитби нуждается в перерыве. Вот ты же вышла на перерыв, прогуляться во дворе по плиткам.