– Петельки надо было бы смазать, – застенчиво сообщил он, озадаченно посмотрел на гроб и вздрогнул во второй раз: кончик одной из косичек Алевтины торчал из гроба наружу. Клим опять немного приоткрыл крышку, затолкал косичку внутрь, закрыл, с облегчением вздохнул и скомандовал:

– Что встали, козлы? Давайте закапывайте. Получите по полтиннику, если все сделаете нежно, быстро и аккуратно.

– Так… а эти? – ткнув пальцем в толпу, спросил один из землекопов.

– Перебьются! – хмыкнул Клим и вознес руки к небу с дикими причитаниями. Пролетающая над головой птичка, испуганная его воплями, невежливо «какнула» на его рубашку.

«Это к счастью», – брезгливо смахнув с плеча липкий птичий помет, решил Клим, криво улыбнулся, и на глазах его появились вполне реальные слезы. Теперь все будет хорошо, с надеждой подумал он и направился к выходу с кладбища. Темно-синего «Фольксвагена» среди припаркованных у ворот машин уже не было.

Колян сдвинул на затылок фуражку, позаимствованную у своего боевого бравого дедули, и посмотрел на небо, затянутое низкими грозовыми тучами. На душе его было тоскливо. Из головы не выходила сегодняшняя покойница. Она так живо вдруг встала перед глазами, что он невольно зажмурился.

– Че жмуришься, копай давай! Нам еще одну яму рыть на завтра, – недовольно скомандовал напарник. – Щас дождь пойдет, будем тогда по уши в грязище. И копать будет тяжелее.

– Серый, а ты покойников боишься? – поинтересовался Колян, воткнул лопату в жесткую бурую глину и надавил на нее ботинком.

– Я живых боюсь, они подлые и злые все! – хмуро ответил Серый, отмечая лопатой примерный размер ямы.

– Так уж прямо! – возразил Колян. – А я? Разве злой?

– Ты тупой, что еще хуже, – категорически заявил напарник, облокотился на черенок своей лопаты, достал из-за пазухи мятую пачку сигарет, закурил.

Колян промолчал и сосредоточился на работе. Серый был за старшего, и его надлежало слушаться во всем. Во всяком случае, пока он, Колян, не пройдет испытательный срок в три месяца, который ему определили в конторе. О таком месте можно было только мечтать. В их городе с работой была напряженка, а уезжать ему не хотелось. Здесь жили мамка, сестра, дед. А на соседней улице – Манька Л., тайная зазноба его сердца, женщина строгая, но справедливая. Правда, замужняя, но, как она клялась ему в редкие минуты близости, замужняя только формально. Она-то и пристроила его по великому блату в контору. Отказать ей не могли, так как трудилась она в местной администрации секретаршей Самого! Пока он отработал только два месяца, но уже пообвыкся, вошел во вкус скорбных денег, прибарахлился, надарил Маньке щедрых презентов: эластичных колготок, парижских духов и шоколадных конфет, – и начал копить на квартиру, в которую собирался привести свою благодетельницу сразу же после новоселья. Ради этого можно было стерпеть все. Даже то, что старший напарник незаслуженно обзывает его тупым. «Пускай называет, – улыбнулся Колян и исподлобья покосился на Серого, – кто тупой, это мы еще посмотрим, когда Манька переедет из твоей квартиры ко мне!»

На кладбище вдруг как-то резко потемнело. Небо словно опустилось еще ниже, воздух загустел, стало душно.

– Пора валить, щас польет как из ведра, вымокнем, как цуцики, – сказал Серый, заглянув в яму, где топтался Николай.

– Ты ж говорил, что нужно две? – удивился Колян.

– С утра придется рыть. Не в темноте же ковыряться. Ну че глаза вылупил? Руку давай!

Колян выбросил из могилы лопату, с помощью Серого выбрался сам, отряхнул штаны от налипшей земли, опасливо огляделся и втянул голову в плечи. Впервые он оказался на кладбище в темноте. Было жутковато, да еще сегодняшняя покойница опять живописно встала перед глазами.

– Выпить бы, – поежился он, продолжая озираться. Показалось, что неподалеку кто-то тихо разговаривает.

– Можно, только до дождя бы успеть, – вытаскивая из-за пазухи чекушку, согласился Серый, снял куртку, расстелил ее, уселся сам и, похлопал по траве, приглашая Николая.

– И ты молчал! – возмутился Колян, присаживаясь рядом. Ботинки были полны сухих комочков глины. Он пошевелил пальцами, потянулся к шнуркам и замер… – Серый, – зашептал он, с ужасом таращась в темноту. – Серый, ты слышал? Там, у свежей могилы, где девку сегодня похоронили…

Серый прислушался и непонимающе уставился на Коляна.

– Копает, что ль, кто-то, – неуверенно сказал он, – скрежет какой-то.

– Нет, Серый, это покойница из могилы вылезает! Я сразу понял, не простая она! – охнул Колян. Его затрясло, он вырвал у напарника бутылку, отвернул крышку и сделал два внушительных глотка.

– Ты тупой, Колян, – тяжело вздохнул Серый, раздраженно забрал свой пузырь у товарища, опростал его до дна и поднялся на ноги.

Темнота сгущалась стремительно, по траве зашелестели крупные редкие капли дождя, заглушая странные звуки со стороны свежей могилы.

– Пойдем глянем, че там за хрень происходит, – лениво сообщил Серый и потянулся к своей лопате. Колян, преодолевая страх, потянулся к своей.

* * *

– Аль, потерпи еще немного, – шептал в трубку Клим, торопливо выкидывая из могилы комья рыхлой слипшейся земли.

Пожалуй, сегодня был самый страшный день в его жизни, никогда он еще так не нервничал. Чтобы как-то занять себя до темноты и не сойти с ума от беспокойства, Клим решил протестировать новенькую лопату и вскопал Алевтине весь сад, бессовестным образом расправившись с лысым газоном, гордостью Сан Саныча. В перерывах между аграрными работами Клим созванивался с Алевтиной, проверяя, все ли у нее в порядке и каждый раз вздыхал с облегчением, слыша ее приглушенный тихий голосок. Она пыталась быть сильной и с юмором описывала свои ощущения в гробу, хотя он чувствовал, что ей очень страшно. Ему тоже было страшно, потому что вся ответственность за жизнь этой девушки целиком лежала на его плечах. Аля потрясла его: столько мужества он не встречал ни в одной женщине. К счастью, ближе к вечеру погода испортилась и кладбище погрузилось в темноту. Запланированные раскопки решено было начать на два часа раньше условленного срока.

– Клим, – ныла Аля, – можно побыстрее, я писать очень хочу! Пока я тут валялась без дела, не заметила, как выпила два литра воды. Теперь я понимаю истинный смысл клаустрофобии, – иронично сообщила она, – это не боязнь замкнутого пространства, это невозможность сходить в туалет, когда тебе приспичило! И еще, когда Сан Саныч вернется, я ему устрою промывку мозгов. У меня все кости болят, а я пролежала здесь только несколько часов. Просто безобразие! Нужно ведь думать не только о внешнем великолепии, но и о комфорте.

Клим хихикнул, продолжая копать.

– Чем ты там шебаршишь? – поинтересовался он, вытирая рукавом рубашки выступивший на лбу пот.

– Оберткой от шоколадки, – вздохнула Алевтина и трагично добавила: – Я ее съела сорок минут назад.