Чья-то рука дотронулась до её локтя, и незнакомый голос любезно осведомился:

— Вы ничего не пьёте, миссис Бейкерсфелд? Могу я вам что-нибудь принести?

Синди обернулась. Перед ней стоял репортёр по имени Дерик Иден, которого она немного знала. Его комментарии часто появлялись в «Санди-таймс». Как большинство людей этой профессии, он держался легко и уверенно, с чуть рассеянным видом. Синди и раньше обращала на него внимание — как и он на неё.

— Спасибо, — сказала Синди. — Американского виски с водой, только воды поменьше. И называйте меня, пожалуйста, по имени. По-моему, вы знаете, как меня зовут.

— Конечно, Синди.

Глаза репортёра с откровенным, нескрываемым восхищением смотрели на неё. «Собственно, почему бы и нет?» — подумала Синди. Она знала, что сегодня хорошо выглядит, изящно одета и тщательно подмазана.

— Я мигом вернусь, — сказал ей Дерик Иден, — так что, пожалуйста, никуда не уходите, раз уж я вас нашёл. — И он стремительно направился к бару.

Дожидаясь его возвращения, Синди оглядывала переполненный зал. И вдруг поймала на себе взгляд немолодой дамы в шляпе с цветами. Синди тотчас просияла и улыбнулась приветливейшей из улыбок, — дама кивнула и отвела глаза. Это была журналистка светской хроники. Рядом с ней стоял фотограф, и они явно решали, кого снимать для разворота в завтрашних газетах. Вот дама в шляпе с цветами поманила к себе нескольких благотворительниц, и они столпились вокруг неё, любезно улыбаясь, стараясь держаться как можно непринуждённее, тогда как сами были рады-радешеньки, что выбор пал именно на них. Синди понимала, почему её обошли: одна — она ничего собой не представляла; а вот будь здесь Мел, сразу приобрела бы вес. Мел кое-что значил в жизни города. Но самое возмутительное, что Мелу на успехи в свете было глубоко наплевать.

В другом конце комнаты засверкали вспышки фотоаппарата; дама в шляпе усиленно строчила имена и фамилии. Синди готова была расплакаться. Ведь она участвовала почти во всех благотворительных начинаниях… трудилась, не жалея сил, заседала в скучнейших комиссиях, выполняла всю неблагодарную работу, от которой отказывались дамы, занимавшие в обществе более высокое положение, а теперь — пожалуйста, о ней и думать забыли…

(«Чёрт бы тебя побрал, Мел Бейкерсфелд! Чёрт бы побрал этот сволочной снег! Провались ты к чёртовой матери, поганый, разбивающий браки аэропорт!»)

Тем временем газетчик возвращался с двумя стаканами в руках — для Синди и для себя. Пробираясь сквозь толпу, он увидел, что Синди наблюдает за ним, и улыбнулся. Чувствовалось, что он уверен в себе. Насколько Синди знала мужчин, он, должно быть, сейчас прикидывал, есть ли у него шансы переспать с ней сегодня. Журналисты — народ дошлый и наверняка неплохо разбираются в психологии отринутых, одиноких жён.

Синди, глядя на Дерика Идена, тоже кое-что прикидывала в уме. Лет тридцать с небольшим, решила она: достаточно зрел, чтобы быть человеком опытным, и в то же время достаточно молод, чтобы женщина изощрённая могла его кое-чему поучить. Вроде бы неплохо сложён. Он будет внимателен, возможно, даже нежен и уж, конечно, — щедр. И при этом явно готов идти на сближение: он дал ей это понять ещё до того, как отправился за напитками. Двум людям, если они не чурбаны и одинаково смотрят на вещи, нетрудно наладить контакт.

Всего несколько минут назад она раздумывала, куда ей ехать — домой или в аэропорт. Сейчас, казалось, намечался третий, более интересный вариант.

— Извольте.

И Дерик Иден протянул ей стакан. Она взглянула — ого, сколько виски! Наверно, он велел бармену налить побольше. Нет, право же, мужчины слишком прямолинейны.

— Спасибо. — Она отхлебнула немного, глядя на него поверх края стакана.

Дерик Иден приподнял свой стакан и улыбнулся.

— Очень шумно здесь, правда?

Для человека пишущего, подумала Синди, он на редкость неоригинален. По его расчётам, она сейчас должна сказать: «Да», и тогда он предложит: «А почему бы нам не поехать куда-нибудь, где поспокойнее?» Текст, который последует за этим, тоже нетрудно предугадать.

Синди решила потянуть время и ещё глотнула виски.

Она размышляла. Конечно, если бы Лайонел был в городе, она бы не стала возиться с этим газетчиком. Но Лайонел, к которому она всегда обращалась за утешением в периоды семейных бурь и которого держала при себе на случай, если с Мелом дело дойдёт до развода, — а Лайонел готов был хоть завтра жениться на ней, — сейчас находился в Цинциннати (а может быть, в Колумбусе?) и занимался тем, чем занимаются архитекторы, когда выезжают куда-нибудь по делам; вернётся он только дней через десять, а то и позже.

Мел не знал о романе Синди с Лайонелом — во всяком случае, точно ничего не знал, хотя, наверное, подозревал, что у неё есть любовник. Но, как догадывалась Синди, ему, по всей вероятности, это было глубоко безразлично. Просто теперь он мог больше времени отдавать аэропорту и совсем не думать о ней, — надо сказать, этот чёртов аэропорт портил им жизнь не хуже иной любовницы.

Но не всегда было так.

В начале их брака, когда Мел только что расстался с флотом, Синди очень гордилась им. Он стал быстро подниматься по ступенькам, ведущим к командным постам в авиации, и Синди радовалась этому продвижению, радовалась его новым постам. Служебное положение Мела укреплялось, вместе с ним укреплялось и положение Синди — естественно, общественное: в ту пору они почти каждый вечер бывали на людях. Синди от имени их обоих принимала приглашения на коктейли, ужины, премьеры, благотворительные вечера, а если на один вечер выпадало сразу два светских события, Синди решала, которое важнее, и отклоняла другое приглашение. Для молодого человека, делающего карьеру, ведь так важно быть на виду, общаться с имеющими вес людьми. Даже Мел это понимал. И он покорно всюду следовал за Синди.

Беда была в том, как поняла теперь Синди, что они с Мелом ставили перед собою разные цели. Мел видел в светской жизни лишь средство для удовлетворения своего профессионального честолюбия: главным для него была карьера, а светские обязанности — лишь временное орудие для достижения этой цели. Синди же видела в карьере Мела своего рода пропуск в более высокие и могущественные светские слои. Сейчас, оглядываясь назад, она порой думала, что если бы они тогда, вначале, лучше понимали друг друга, то могли бы прийти к какому-то компромиссу. К сожалению, этого не произошло.

Разлад между ними начался примерно в то время, когда Мела, уже занимавшего пост управляющего аэропортом имени Линкольна, избрали к тому же ещё и президентом Совета руководителей аэропортов.

Синди была вне себя от счастья, узнав, что её муж приобретает вес и влияние в Вашингтоне. А когда его стали вызывать в Белый дом и у него установились непосредственные отношения с президентом Кеннеди, Синди стала готовиться к появлению в высшем вашингтонском свете. В розовых мечтах она уже видела, как гуляет — и фотографируется — с Джекки, или Этель, или Джоан[7]в Яннис-порте или на лужайке Белого дома.