Снаружи все еще кипела битва, но она, похоже, откатывалась прочь, и когда я услышал наконец отдаленное, но безошибочное «ура» британских матросов, то решил, что пришло время высунуть нос. Моя подружка очухалась, но лежала, лопоча что-то и слишком напуганная, чтобы пошевелиться; мне пришлось шлепнуть ее саблей плашмя по гузке, чтобы заставить подняться по лестнице. Осторожно прокравшись к двери, я вышел.

Все было кончено. Мои морские волки, видимо, не заметив даже моего отсутствия, отбили нападение пиратов и теперь очищали форт от всего ценного, перед тем как предать его огню – Брук отдал безоговорочный приказ о полном уничтожении гнезд пиратов. Я объявил своим, что во время битвы слышал доносящиеся из одного из зданий женские крики и что несчастных созданий следует вывести отсюда, обращаясь с ними со всем уважением – на этом я настаивал особо. Но когда они поднялись наверх, то обнаружили, что вся эта веселая компания уже смоталась, надо понимать, в джунгли – во всем доме не было ни души, так что мне оставалось только найти Брука и доложить обстановку.[94]

За стенами форта творился кошмар. Открытое пространство вплоть до реки было усеяно телами врагов – по большей части, обезглавленными, поскольку победоносные даяки деятельно собирали трофеи, – а сама река представляла собой мешанину догорающих обломков. Пиратские прао были или сожжены, или отошли вверх по реке: спаслось менее четверти из них, большая часть команд погибла или рассеялась по джунглям, а огромное число раненых и пленных оказалось сосредоточено в одном из захваченных фортов. Все пять укреплений были взяты, два уже полыхали. Когда наступила ночь, в Патусане оставалось светло, как днем, благодаря оранжевому пламени, пожирающему здания, а жар был такой, что на время нам даже пришлось вернуться на лодки. Но работа не прекращалась всю ночь: нужно было кормить и охранять пленников, наши раненые тоже требовали заботы, добычу следовало оценить и погрузить, суда отремонтировать, запасы пополнить, оружие и патроны раздать, потери учесть, ну и вообще, придать творящемуся хаосу хотя бы подобие порядка.

Мне много раз доводилось видеть поле после битвы, и всегда оно выглядит одинаково – ад кромешный, но среди всей этой грязи и усталости есть хотя бы одна светлая сторона – я здесь. Едва волочащий ноги, унылый и, быть может, раненый, но я жив и у меня есть, где преклонить голову – и местечко это должно быть такое, чтобы меня нескоро сыскали в случае чего. А у меня такое имелось, хоть и раздражающе-шумное, на мой вкус. Радость омрачало только то, что никаких признаков «Королевы Сулу» не было и в помине, так что все это грязное дело придется затевать сызнова – не слишком веселое обстоятельство.

Примерно в таком духе я повел речь с Бруком, питая тщетную надежду отговорить его: естественно, я изображал терзания мужественного супруга, разрывающегося между любовью к Элспет и сожалением о тех, кто уже отдал жизни за ее спасение.

– Это не правильно, раджа, – говорю, выглядя, как человек, отупевший от страданий. – Я не вправе требовать… подобных жертв от вас и ваших людей. Одному Б-гу известно, скольких еще жизней – сколько бесценных жизней придется отдать за… Нет, я не мог… Это моя жена, и… О, это невыносимо, разве вы не видите…

Я городил всякую чепуху, намекая, что лучше было мне все сделать самому – уж как-нибудь управился бы. Будь у меня хоть малейший шанс, я бы сей же час оказался в Сингапуре, разослал бы всем прощальные записки и унес бы ноги куда подальше от этих опасных мест. Из последнего вы можете заключить, что насыщенный день, проведенный среди пиратов Борнео, полностью вышиб у меня из головы дурь, завладевшую мной во время пребывания в кочегарке накануне ночью. Но я, разумеется, впустую тратил силы: Брук схватил меня за руку и, со слезами на глазах, воскликнул:

– Неужели вы вправду думаете, что среди нас найдется хоть один, кто отступится от вас теперь? Мы вернем ее любой ценой! Помимо прочего, – добавляет он, стиснув зубы, – нужно еще уладить дела с этими подонками-пиратами: мы выиграли решающий бой благодаря храбрости таких, как вы, но нам остается нанести coup de grâce[95]! Так что, как понимаете, я бы не остановился даже в том случае, если бы ваша благоверная не оставалась в их грязных лапах. – Брук ухватил меня за плечо. – Вы белый человек, Флэшмен, и я не сомневаюсь, что пошли бы и сделали все в одиночку, если необходимо. Но так вы можете во всем положиться на Джей Би!

Вот-вот, чего я и боялся.

В Патусане мы провели еще два дня, дожидаясь вестей от шпионов Брука и держась с наветра от погребальных костров даяков, которые те жгли на берегу реки. Наконец нам сообщили, что «Королева Сулу» в компании целого флота вражеских прао замечена милях в двадцати вверх по течению. Но когда десятого числа мы поднялись по реке, птички упорхнули под защиту форта Шарифа Муллера на реке Ундуп, так что нам еще два дня пришлось идти следом за ними, страдая от невыносимой жары и москитов. Течение становилось все сильнее, и мы ползли, словно черепахи. «Флегетон» пришлось оставить позади из-за течения и перекатов, которые пираты дооборудовали ловушками из бревен и подтопленных ратанговых сетей, в которых запутывались наши весла. Каждые несколько минут мы останавливались, чтобы прорубить себе путь, а затем ползли вперед – мокрые от пота и влаги, хватающие ртом воздух и постоянно обшаривающие глазами темно-зеленые стены по обоим берегам, в ожидании очередных стрел из сумпитана, которые со свистом вылетали из джунглей, чтобы вонзиться в весло или затрепетать на планшире. Бейт, хирург Кеппела, сновал по всему флоту, вырезая из тел эти бесовские штуки и обрабатывая раны; по счастью, последние редко бывали смертельными, но, по моим прикидкам, потери мы несли каждые полчаса.

Все было бы не так плохо, оставайся я на «Флегетоне», за его стальными щитами, но теперь меня направили на «разведчик» Пейтинги, шедший чуть ли не во главе. Только на ночь я возвращался на борт «Веселого Холостяка», к Бруку, но и это служило слабым утешением: после того как по палубе на случай ночной атаки разбрасывали «ежи», спать приходилось вповалку в трюме, изнывая от духоты, грязи и зловония, прислушиваясь к душераздирающим звукам джунглей и периодическому звону боевого гонга. «Бум, бум, бум», – доносилось из окутанной туманом тьмы.