Алексеев (звонит в колокольчик): — Пожалуйста, без меланхолии-с!

Депутат: — Город, как пеликан, питающий кровью детей своих…

Алексеев: — И без аллегории-с!

Депутат: — Но, г-н Голова, принципы городского самоуправления…

Алексеев: — И без конституциев-с… в особенности!»

Он был аполитичен. И, презирая «болтунов» из любого лагеря, противопоставлял им решительный практицизм, построенный на единоличной ответственности. Он исповедовал деловую тактику, основанную на быстроте, натиске, импровизации в противовес позиционной борьбе группировок, вязнущей в постепенности, корректности и процедуре.

Характерен для стиля Алексеева эпизод в губернском земском собрании, когда он за 15 минут решил не решавшийся 15 лет вопрос о призрении душевнобольных.

План был прост: немедленно найти помещение, сегодня же его отопить, завтра поставить койки, а послезавтра разместить больных. И тут же указал подходящее помещение. Ему возразили: постановление войдет в силу только через восемь дней. Алексеев ответил, что берется ввести его в действие завтра же. Ему опять возразили, что сам журнал заседания будет готов только на следующий день. Алексеев предложил взять вместо журнала лист бумаги, написать на нем постановление и сегодня же послать на утверждение. Во время перерыва Николай Александрович успел повидаться с собственниками дома и заручиться согласием. А назавтра доложил, что дача уже отоплена, заготовлены казарменные койки, сформирован штат и готово белье. Многие считали Алексеева идеальным главой городской управы (исполнительного органа), но совсем не идеальным председателем городской думы — что было бы верно, если бы в России того времени был развит принцип разделения властей. Некоторые ставили ему в вину авторитарность и, по сути, презрение к демократическому образу мыслей. И тут трудно что-нибудь возразить, если, конечно, забыть, что он подавлял своих оппонентов не по склонности характера, а исключительно ради достижения поставленных целей.

Заседание 19 мая 1892 года привлекло в думу массу публики: решался вопрос о восьмимиллионном займе на устройство канализации в Москве. Оппозиция — 23 человека, задумавших заблокировать алексеевский проект, — совещалась в трактире Большого московского товарищества напротив здания думы. Но когда они пришли, оказалось, что вопрос уже решен. Оппозицию стали дразнить «трактирной субкомиссией». Были ли такие методы «презрением к демократии»? Или скорее тактическим искусством, склонностью к импровизациям, остроумием, наконец?

Во многих версиях ходит легенда о поклоне Алексеева купцу ради пожертвования крупной суммы на больницу. Приведем одну из них.

«Психиатрическая лечебница помещалась в бывшей Матросской богадельне в Сокольниках. Смета на новую больницу составила 1 500 000 рублей. Николай Александрович пожертвовал крупную сумму и бросил клич среди купцов. Один из самых богатых, известный своей скупостью, внес всего 10 тысяч. И вот на очередном собрании, где были виднейшие купцы города, Алексеев подошел к нему:

— Как вы меня обидели, Иван Сергеевич, на такое дело — и всего десять тысяч! А я решил: если бы Иван Сергеевич дал пятьдесят тысяч, я бы ему в ноги поклонился!

И тут же грохнулся на колени. Сконфуженный Т. умолял встать, уверяя, что обещает, но Николай Александрович упорно стоял на коленях и повторял: «Пока не вручите чек, не встану». Бегали за чернильницей и пером. Алексеев все не поднимался. И лишь получив чек, встал и, стряхивая пыль, сказал на всю залу: «А я ведь был готов и за 25 тысяч стать на колени». Т. поспешил удалиться».

Импровизировал он постоянно. Председательствуя в городском по воинским делам присутствии, вдруг устроил экзамен призывникам, представившим учительские свидетельства, освобождавшие на время учебы от военной службы. И тут же обнаружилось, что даже многие из учителей не смогли грамотно написать двух слов. С тех пор, свидетельствуют современники, этот способ уклонения от воинской повинности вышел из употребления.

В холерный год он сам инспектировал на рассвете городские базары, конфискуя недозрелые ягоды, причем бедным разносчикам оплачивал стоимость конфискованного.

В голодный год устроил дополнительные городские пекарни, чтобы предотвратить спекуляцию хлебом. Сам ездил на юг для закупки зерна.

Таких примеров много. Но главное, что меня привлекает в Алексееве, — не просто способность к быстрым, решительным действиям, а умение принять подлинно управленческое решение. То есть такое, которое извлекает творческую энергию из, казалось бы, гиблого обстоятельства.

Сегодня мы любуемся великолепным зданием ГУМа напротив Кремля. Он замечательно довершает ансамбль Красной площади. Трудно представить себе что-то другое на этом месте. И уж совсем невозможно вообразить то нагромождение купеческих лавок и лавчонок, какое тут сложилось после наполеоновского пожара. Перестраивавшиеся без всякого плана и архитектурного надзора, они к тому же находились в безобразном санитарном состоянии. С 1860 года генерал-губернатор ставил вопрос о сносе Верхних торговых рядов, портивших центр Первопрестольной. Но вопрос не решался до 1886 года, пока Алексеев не созвал собрание владельцев лавок и не уговорил их скинуться для создания акционерного общества. Избрали особый комитет, которому поручались выработка устава и согласование интересов. Идея была проста: каждый получит место в новом гостином дворе, а пока — торгуйте. В специально отстроенных железных времянках. Уже к сентябрю 1889 года началась ломка старых рядов, к маю следующего — закладка новых.

Правда, как всегда в России, осуществление разумного плана не обошлось без произвола высших властей: по прихоти генерал-губернатора слом старых лавок был назначен внезапно, так что Алексеев даже не успел предупредить некоторых из владельцев лавок, отчего те попросту разорились. Городской голова пытался помешать губернаторскому разбою, спасая идею добровольного соглашения. Но что делать: императорского наместника лишь раздражали просьбы о внимании к нуждам людей. И тем не менее план удался. К 1893 году прекрасное здание архитектора Померанцева было отстроено, и тогда временные железные ряды, в которых торговали все это время, перенесли на Болотную площадь.

Обращаясь к думскому собранию 18 апреля 1889 года по случаю истечения первого четырехлетнего срока полномочий, Алексеев сказал: «Четыре года назад мы приступили к исполнению возложенных на нас законом обязанностей без слов, без обещаний…» Это было его кредо. Но главное, что «без слов» обязанности выполнялись: алексеевская дума не оставила своей преемнице нерассмотренных докладов, тогда как прежние составы накапливали их порой до шестидесяти.

При нем провели большой Мытищинский водопровод.

Начали работы по канализации.

Построены городские бойни.

Открыто тридцать городских училищ.

Построено здание Московской городской думы.

На Красной площади возвели Верхние, Средние и Нижние торговые ряды.

По его инициативе началась подготовка к строительству пассажирских вокзалов Нижегородской и Курской железных дорог.