Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невольно напрашивается на сравнение: – подобный диалог советского и английского дипломатов, диалог шекспировского порядка – с диалогами тех или иных пьес в наших театрах, где (у драматургов) в подавляющем большинстве случаев незримо властвует Шиллер: непереваренная идеологическая пища.
Вот об этом и говорит самая сущность постановления 23 апреля: – советский писатель должен научиться работать над материальными следствиями великих идейных предпосылок. Он должен по локоть засунуть руки в тесто жизни, но – как зрячий и знающий – зачем…
РАПП, не сумевший перейти от писательской учебы к освоению живого материала, стал между писателем и этим тестом жизни. РАПП понял Шекспира формально. 23 апреля широко распахнуло перед творчеством двери в реальную жизнь. Магнитострой прежде всего – реальность: сталь, цемент, домны, мартены и люди, люди в первую голову. Строить Магнитострой литературы – значит, именно строить во всей их вещественности, а не декларировать о них или, что еще, пожалуй, хуже, – строить старенькое и по-старенькому развешивать кумачовые лозунги.
23 апреля возложило на советскую литературу огромную ответственность, неизмеримо большую, чем в то время, когда мы осваивали философию эпохи. Для иных руководство РАППа было счастливым временем, – ответственность нес как будто другой, и другой за тебя думал. Теперь, – думай, борись, наблюдай, твори. Аудитория – весь мир, следящий настороженно за строительством социализма.
Итоги минувшего года? В монументальной литературе один год – короткий миг. Не берусь судить об итогах, – думаю, что это год, преимущественно, освоения материала и освоения писателями самих себя. В частности – о себе. За этот год я написал (не считая статей) пьесу (тема: катастрофа индивидуализма) и половину первой книги второй части «Петра I». Вторая часть – зрелее и по задаче и охвату значительно обширнее первой. Меня часто спрашивают – почему я пишу Петра? Потому что мы с вами не свалились с неба на равнины СССР. Чтобы воссоздать художественно нашу эпоху, – ее задачи, поднимающие рабочие массы на борьбу и строительство, своеобразие ее классовой борьбы, человеческие характеры и прочее и прочее, – нужно взять ее во всей исторической перспективе. Сегодняшний день – в его законченной характеристике – понятен только тогда, когда он становится звеном сложного исторического процесса.
За границей, в частности в Германии, прилежно и внимательно изучают русскую историю от экономики до поэзии, чтобы до конца понять, как это так случилось, что русские, еще пятнадцать лет тому назад считавшиеся немцами навозом для европейской цивилизации, полудикари, с семьюдесятью пятью процентами неграмотности, с первобытным земледелием и прочее и прочее – в пятнадцать лет, переродясь прежде всего волевым образом, создали гигантскую тяжелую промышленность, – мощную оборону страны, ликвидировали неграмотность и на глазах у всего мира, целясь на тысячи лет вперед, строят социализм.
В Петровскую эпоху, хотя и в иных размерах, и с иными целями, и с иным ведущим (в первую половину эпохи) классом, но произошло подобное явление, трудно понятное для иностранцев (да и для русских историков, включая Милюкова). В этом – перекличка эпох.
Стенограмма беседы с коллективом редакции журнала «Смена»*
Вопрос. У вас есть рассказ о Петре. Есть пьеса. Теперь написали роман. Что вас тянет к этой теме?
Ответ А. Толстого. Повесть о Петре I была написана в самом начале Февральской революции. Я не помню, что было побуждающим началом. Несомненно, что эта повесть написана под влиянием Мережковского. Это слабая вещь.
Началом эпопеи была пьеса о Петре. Я тогда еще не понимал того, что понимаю теперь, в пьесе еще много романтики. В ней не было настоящего изучения материала. Писатель растет вместе с эпохой. Каждая его новая вещь – это одновременно и его университет и продукт его роста.
Вопрос. Какими историческими документами вы пользовались при работе над романом «Петр I»?
Ответ. Что касается этой главы, она совершенно документальная. Письма Украинцева – подлинные. Здесь все исторически верно, вплоть до случая с женами султана, до продажи кофе московскому вице-адмиралу.
Керченский поход – это первая попытка реальной политики действия. Русские добились своего, турки не ожидали такой диверсии, такой энергии со стороны московитов и подписали мир.
Моя задача не в том, чтобы выдумывать факты, а в том, чтобы вскрыть истинные причины фактов, – это гораздо интереснее.
Вопрос. Сколько всего книг в романе?
Ответ. Три книги. Первая книга второй части (1700–1718 годы). Короткий подъем торгового и промышленного капитализма, окончившийся дворянской контрреволюцией. Дворянство проникло во все государственное управление, весь государственный аппарат оказался у них в руках. Вторая книга второй части – борьба Петра с дворянской контрреволюцией, борьба, завершившаяся террором (процесс царевича Алексея).
Вопрос. Как вы создали характер Петра? Ведь исторические документы все-таки не дают возможности полностью представить себе характер, и вы как творец вносите некоторый субъективный момент в показ характера. До какой степени этот субъективный момент играет роль, поскольку вы придерживаетесь документов?
Ответ. К каждому документу надо относиться критически, искать, где в нем правда, где ложь. Среди вас, наверно, есть товарищи, которые работают над историей гражданской войны. Вы знаете, часть воспоминаний очевидцев записывается много лет спустя, в них много неточностей. Эту неправду нужно уловить, нужно выработать историческое чутье, которое, несомненно, развивается практикой. Нужно сличать документы. Одни из важнейших – это, несомненно, письма. Вообще говоря, работа над документами – один из очень важных процессов в писательской деятельности.
Вопрос. Действительно ли Петр сам работал на кораблестроении кузнецом и столяром, как об этом говорят старые учебники? Если мы разберем происхождение Петра, то ведь его отец, Алексей Михайлович, был очень беспечен, любил соколиную охоту. Как же могла появиться такая гигантская фигура?
Ответ. Я уверен, что Петр не сын Алексея Михайловича, а патриарха Никона. Никон был из крестьянской семьи, мордвин. В 20 лет он уже был священником, потом монахом, епископом и быстро дошел по этой лестнице до патриарха. Он был честолюбив, умен, волевой, сильный тип.
Дед Петра, царь Михаил Федорович, был дегенерат, царь Алексей Михайлович – человек неглупый, но нерешительный, вялый, половинчатый. Ни внутреннего, ни внешнего сходства с Петром у него нет. У меня есть маска Петра, найденная художником Бенуа в кладовых Эрмитажа в 1911 году. Маска снята в 1718 году Растрелли с живого Петра. В ней есть черты сходства с портретом Никона. Петр действительно был знающим корабельным мастером, кузнецом, столяром и отличным резчиком. Он любил труд, мастерство и требовал этого от людей.
Вопрос. У вас в романе выделяется Петр. Он действует, как будто