– Но, – сказал я поэту, – у тебя есть какие-нибудь сведения о патрульной лодке из Ив-Ра?

– Да. Парень, которому поставили парус, довел лодку до земли. Двое в ней умерли, а всех прочих отправили в лазарет. Охота с тех пор сошла на нет, за скалами больше не наблюдали, да никто уже и не ест этих птиц в наши дни.

Рассказывая все это, поэт говорил легко и спокойно, без труда и спешки, а потом заметил:

– Пожалуй, нам стоит нарезать еще немного торфу. Скоро подойдет время ужинать, – сказал он, вставая и помогая мне подняться. Я поднялся следом за ним и заметил, что солнца почти уже не было видно. Лучшая часть дня пропала зря, а я все еще не нарезал три корзины торфу, чтоб нагрузить осла. Где же работа, которую я должен был сделать, выходя с утра из дому? И еще одна мысль промелькнула у меня в уме: не могло ли быть так, что поэт нарочно выбрал именно меня из всех, кто жил на Острове, чтобы тратить впустую мое время? Потому что я никогда не видел, чтобы он уделял столько внимания кому-нибудь другому, а только мне.

Эти мысли потрясли меня настолько, что я решил: в следующий раз, как поэт попадется мне навстречу, не говорить ему ни слова, и тогда, наверно, ему придется оставить меня в покое. Но это была задумка, которой я так никогда и не воспользовался. И очень этому рад.

В те времена на острове не было ни нэвогов, ни чего похожего на них. Были только большие лодки с командой из восьми человек. На каждой был тяжелый невод, к основанию которого были привязаны камни, чтоб он мог уходить под воду, а наверху – пробки на шнурах, чтобы помогать ему держаться на плаву, то есть чтобы удерживать сети на поверхности, когда их забросят с лодки. Были и маленькие лодки, которые и старые рыбаки, и ребята помоложе использовали для ловли на крючок. Они часто были полны рыбой, которую удавалось поймать только таким способом.

Вскоре после этого кто-то рассказывал, что два рыбака с Острова оказались в Дангян-И-Хуше в ярмарочный день, оба пьяные, и там купили у кого-то нэвог. И это все была правда, потому что совсем скоро нэвог пришел на Бласкет и неслыханно удивил весь Остров. Женщины, мужья которых сидели в этой лодке, принялись тихонько причитать и всхлипывать, потому что увидали этакую утлую скорлупку. Те два молодых парня подошли к ним и сказали:

– Да пораскиньте вы мозгами, разве мы двое не обслужим вас точно так же, если ваши потонут?

Никогда еще эти ребята не слыхали таких проклятий, как от тех двух плакальщиц, которые посчитали, что с ними обошлись, скажем так, без всякого сочувствия.

Я тогда стоял неподалеку от тех женщин, и замечание ребят доставило мне пару веселых минут: ну представь себе, двое парней готовы заняться безутешными женами сразу, как только мужья их покинут! С этими самыми двумя ребятами я потом еще немало повеселился.

Через несколько дней я пошел на холм, чтоб заготовить торф, и увидал внизу, прямо подо мной, самый настоящий нэвог, а в нем кучу каких-то вещей, которые выбрасывали в море. Но я сдержался и поспешил дальше со своим грузом торфа. Придя домой, я рассказал обо всем, что видел, но мне едва ли поверили. Как мог там оказаться нэвог, если их вовсе не было на побережье? Больше того, что они там выбрасывали и какая им польза с того, чтобы выкидывать что-то в море?

Ну так вот. До второй половины дня ничего не происходило, а потом с юга, от Клюва подошел нэвог, и в нем четверо. Они дошли до причала, а после мужчины принялись искать ночлег. Они взяли с собой немного еды и закуски в белом мешке. Эти люди были из Дангяна, и, конечно, их хорошо знали, поэтому они быстро нашли где остановиться. И вот только тогда Томасу О’Крихиню наконец поверили. И продолжают мне верить с того самого часа по сей день, потому что история, которая казалась совсем невероятной, оказалась правдой.

Остановились рыбаки в доме Пади Шемаса. Еда у них была своя, и провели они здесь всего неделю, потому что надо было ехать домой с уловом. Те штуки, которые они выбрасывали в море, когда я их увидел, были ловушки для омаров, а жители Бласкета тогда разбирались в подобных устройствах не лучше, чем банковские конторщики.

Немного погодя четыре нэвога пришли из Дангяна на Бласкет ловить омаров тем же манером. Рыбаки из города успели заработать на ловле омаров вокруг Большого Бласкета сотни фунтов, прежде чем сами островитяне смогли извлечь для себя из такой рыбалки хотя бы шиллинг. Им платили фунт за дюжину, и, что самое замечательное, поймать дюжину совсем не сложно.

Когда люди узнали про омаров, те двое, у кого был первый нэвог, загрузили его ловушками. Они работали вдвоем, а потом взяли с собой еще молодого парнишку. Целый год, пока нэвог был только у них одних, они провели за ловом омаров и подняли на этом много фунтов. На следующий год все команды постарались раздобыть себе нэвоги, и эти лодки оказалось не так легко найти, потому что было их очень немного, а каждый новый нэвог стоил от восьми до десяти фунтов.

Как и все, я тоже поехал добывать себе такой, и Пади Шемас со мной за компанию. Мы взяли с собой еще одного товарища, и нам удачно повстречалась новая лодка, которую сделал мой родственник. Мы взяли ее за восемь фунтов. Теперь нам надо было снова ехать и купить материал, чтобы соорудить ловушки, и пришлось сильно поломать над этим голову, прежде чем мы смогли начать лов. Мы провели сезон вместе с двумя другими рыбаками. Погода стояла хорошая. У каждого из нас осталось еще по десять фунтов, когда мы расплатились за нэвог. В то время люди в Дангяне скупали омаров, а некоторые держали их для собственного удовольствия. Улов был прекрасный, особенно поскольку ловля неводом в ту пору стала сходить на нет.

Омаров вокруг Острова промышляло около дюжины нэвогов, когда новость об этом дошла до Великобритании. Британская компания выслала два судна на разведку в наши места. Они взяли с собой готовое рыболовное снаряжение, чтобы сразу использовать его в море. Для наших рыбаков это было очень удобно: за каждую дюжину омаров платили шиллинг, а снаряжение было бесплатно.

Пади Шемас и я крепко увязли в этом и работали с утра и допоздна. Хотя мы никогда специально не ходили ловить для них ни на какие острова, однако всегда старались поймать столько же, сколько другие нэвоги. Бульшую часть года англичане платили десять шиллингов за дюжину, но когда омар пошел реже, им пришлось платить по шиллингу за штуку.

Так продолжалось два или три года, но тут еще одна английская компания прислала на Бласкет два других судна с цистернами, и там платили дополнительно еще по шиллингу за дюжину. Такие суда приходили одно за одним и платили все больше. Чтобы они приходили и дальше, наши рыбаки делили улов между собой.

Омары в то время водились в изобилии, и скоро уже лодки из Франции стали платить по шиллингу за штуку, круглый год. Так дела продвигались до тех пор, покуда и пятая компания не затрубила в рог у побережья Бласкета, созывая охотников ловить омара. Мы провели так несколько лет. У рыбаков всегда водились один-два шиллинга, корабли подходили прямо к нашему порогу, и на борту у них была звонкая монета, чтобы заплатить за улов, как бы тяжел он ни оказался.