один из вальсов, который я так удачно украл у не родившегося еще композитора Штрауса-отца.

— Прошу, сударыня, — сказал я, взял супругу за изящную талию.

Все еще красивое тело женщины, которая, вторя мужу, занимается физическими упражнения, было одето в шикарное платье в цветах флага Российской империи, того, торгового флага, что был принят моим дедом Петром Великим, ну или прадедом, который поднял флаг в таких цветах на корабле «Орел». Платье было без каркаса и очень, может и слишком, подчеркивало изящное тело императрицы. Благо, в этом времени более предпочтительнее для мужчин, когда женщина обладает чуть более пышным телом.

Мы кружились в вальсе, а меня не покидало чувство, что вокруг фантасмагория. Как будто слышались разрывы бомб, стоны умирающих солдат, предсмертные хрипы людей и фырканье отходящих в свой звериный рай лошадей. И вместе с тем, мелодия вальса, улыбки, вошедшие в моду мушки на лице, говорящие о намерениях женщины. Пир во время чумы? Да нет же, это только мое восприятие, — для всех, невзирая на сословия, так и должно быть. Мужик на земле, солдат в сражении, ну а дворянство на балах.

Не все, конечно, многое русское шляхетство, как еще некоторые именуют дворянство, пребывают на службе. Но как-то стирается этот общественный договор, по которому крестьянин кормит своего защитника. Не так уж и не был прав я, в одной из своих жизней, когда даровал дворянству вольность. Я и в этой реальности хотел бы это сделать, но продать такой товар нужно подороже.

— Мне не по душе твои тревоги! –шепнула мне на ухо Катя, уличив момент в танце. — Ты и со мной и… будто, далеко.

— Пожирает нас империя, — сказал я в сердцах.

— А это токмо когда ты и есть та самая империя. Государство — это я! Людовик старший сказывал. Такого величия, в которое вошла Россия, не было ранее. Так что, задел на грядущее сделал ты, Петр, — Екатерина остановилась, музыка закончилась. — Ты сделал, никто иной!

В словах Екатерины «никто иной» отчетливо читалось «не я».

Но хватит уже рефлексий. Я не стал далее вдаваться в философские размышления. Вообще, это на меня так смерть Миниха повлияла. Вдруг, вспомнилось, сколь долго я живу… хотелось бы сказать «на этом свете», да сомнения берут, какой это «свет» и что за мир я некогда покинул.

— Государь! — к мне подошел Шешковский.

Ну все, работа! Степан Иванович так просто, чтобы выпить со мной вина, не подходит. Скорее что-то случилось, так как глава Тайной канцелярии изловчился уличить время, когда Катерина отвлечется и оставит меня на минуту.

— Что случилось? — отрешенно спросил я.

— Из Австрии пришли известия, — начал было Шешковский, но отчего-то взял паузу.

— Ты, Степан Иванович пьесы писать начни, а лучше играй в спектаклях! Уж больно трагично умеешь молчать! — сказал я, не дождавшись доклада от Шешковского.

— Простите, Ваше Величество, обдумывал последствия. Карл Иосиф норов проявил, скандаль учинил, заявил во всеуслышание, что готов сам ехать в Россию, только чтобы жениться на Анне Петровне. Письмо ей прислал, без Вашего дозволения, Великой княжне его не передавали, — сказал Шешковский и вновь задумался.

— Ты что с академиком Кантом стал разговоры вести? Много думать стал, наверное, о смысле жизни? Или на покой собрался? — сказал я, и меня повеселила реакция Степана Ивановича.

Главный хранитель спокойствия в России чуть ли не побледнел. Боится за свое место. Есть те, кто подпирает его, уже не столь безальтернативно сидит Степан Иванович на своем тайноканцелярском стуле. Тот же Грановский мог бы и заменить. Но это и к лучшему. Толика конкуренции не дает Шешковскому сидеть на месте и почивать на лаврах. Впрочем, кроме листьев лаврового дерева, были и колючие терновые венки, не все и не всегда получалось гладко.

— Говаривай, что надумал! — сказал я, наблюдая, что Катя уже было намеривалась вернуться ко мне, но не стала этого делать, внимательно наблюдая за моими и Шешковского эмоциями.

— Ваше Величество, если будет Ваша воля, было бы лучшим пройти в иную залу, али в кабинет, — сказал Шешковский и начал озираться.

— Да что же ты задумал, хитрый лис? — спросил я, уже направляясь в кабинет.

— Как Вы любите, Ваше Величество, — нелинейное решение! — улыбался Шешковский, у которого, видимо родилась новая интрига.

Было не совсем красиво и неправильно оставлять супругу одну, как и отказывать придворным в, и без того редкой, возможности перекинуться словом с императором. Но это отлично понимал и Шешковский, а я отвлекся от своей рефлексии, заинтересовавшись, какую именно каверзу придумал Степан Иванович.

— Излагай! — потребовал я.

— У нас есть проект «ВКЛ» по созданию Великого Княжества Литовского, полностью подчиненного нам. Но кто станет тем Великим князем? — Шешковский, видимо, хотел вновь подержать интригу, но, посмотрев на меня, поспешил продолжить. — Карл Иосиф, второй по старшинству сын Марии-Терезии.

— Весьма… — я действительно заинтересовался. — Продолжай!

— Эта фигура выгодна со всех сторон. Он вполне, как это сказать… лоялен, — вот это слово иностранное подойдет. Он католик и не возникнет серьезных сложностей с тем, чтобы получить протест от католической церкви в Литве и в среде католического шляхетства. Он будет женат на Анне Петровне, тут Ваша, государь, поддержка всемерная. У России появляется общее дело с Австрией, в Литве без бунтов и возмущений переходит власть и начинает возникать новая знать, которая не хочет быть с Польшей. Ну и Австрия избавляется от проблемы. Карл Иосиф открыто высказывается о притязаниях на трон в империи Габсбургов. Может быть и война внутри Австрии [перед своей смертью от оспы в 16 лет Карл Иосиф в РИ пытался оспаривать право старшего брата на престол и клялся, что положит жизнь свою, но добьется австрийского престола], — Шешковский выдохнул.

— И чего нам Австрию жалеть? — сказал я и сам же ответил. — По крайней мере, для того, чтобы сдержать Фридриха и выстроить послевоенную систему европейской политики. Дядюшка может и увлечься приобретением новых земель, Богемию вновь оттяпает. И что думаешь, Карл Иосиф пойдет на это?

— Мальчик хочет править. При этом умен и, смею надеяться, успел полюбить Россию и… — Степан Иванович улыбнулся. — Восхищается Вами, высказывался о том, что его отец все время на охоте, да в постелях любовниц, а Вы истинный правитель. Мы еще можем поработать с ним. Окромя того, Анна Петровна девушка… простите государь, с норовом и искренне любит и Россию и Вас и Ее Величество Екатерину Алексеевну, уж я молчу про то, как друг за дружку стоят Павел Петрович и Анна Петровна. Никогда они не допустят, чтобы сделать зло друг другу.

— Это все так… Но я все думаю, а почему бы нам не присоединить земли Великого княжества? Это же самое напрашивающее решение, — спросил я, лишь, чтобы в очередной раз убедить себя в правильности выбора в политике с западным соседом.

И Шешковский еще раз, пусть и немного иными словами, сказал то, что и ранее.

Да, самый простой способ решения польского вопроса для России — это присоединить. Считаем далее. Сколько чиновников нужно направить в эти новые провинции России? Сколь много денег нужно для того, чтобы привести местное управление, экономику до уровня России? И пусть не смущает тот факт, что Российская империя имеет более развитую экономическую и финансовую систему, относительно той же Речи Посполитой. В России сейчас живется не хуже, чем в той же Пруссии, или Австрии, не даром поток переселенцев из Европы не иссекает [в РИ одной из причин быстрого принятия присяги России в Восточной Пруссии было то, что в России жили куда сытнее].

Взять сельское хозяйство. В Великом княжестве крайне мало добротных земель. Почвы либо песчаные, как на Юго-Востоке княжества, либо с повышенной кислотностью. Для картофеля нормально, белорусские земли еще не стали «бульбашными», то бишь, картофельными, но могут. Вообще мало развиты «колумбовые культуры». Тогда что, кормить новые земли, ничего оттуда не получая? Ибо чуть более плодородные польские земли давали кооперацию с Литвой в вопросах продовольствия. Еще и проблема Полесья. Это же регион, где болот больше, чем людей, проживающих там. При этом людей-то хватает, живут на островках, соединяющихся с «большой землей» лишь на пару месяцев в году.

Ну и идеологический момент. Я знал, сколько Россия тратила средств на то, чтобы постоянно сдерживать протестные движения именно что в Польше, намного меньше, чем в Литве или в Беларуси. Только восстание Кастуся