Когда Патрик вынырнул, тряся головой, то с изумлением вновь услышал телефонный звонок.

Он вылез из ванны и взял трубку с аппарата возле унитаза. Телефон в туалете — очень дельное изобретение. Может быть, это Чайна зовет его на обед, просит пересмотреть свой отказ.

— Да? — процедил он.

— Патрик? — раздался в трубке безошибочно узнаваемый голос.

— Марианна! Как хорошо, что ты позвонила.

— Мне сказали про твоего отца. Очень сочувствую.

Голос у Марианны был сбивчивый и в то же время уверенный, грудной и чуть хрипловатый. Он как будто не шел из ее тела в мир, а втягивал мир в ее тело; она не столько говорила, сколько членораздельно глотала. Всякий, слушавший Марианну, невольно представлял длинную гладкую шею, изящное s-образное тело, подчеркнутое изгибом позвоночника, из-за которого бюст выдавался дальше вперед, а попка — дальше назад. Почему Патрик никогда с ней не спал? Конечно, свою роль сыграло то, что она никогда не выказывала к нему такого рода интереса, но это можно было объяснить ее дружбой с Дебби. И как только она могла против него устоять, подумал Патрик, глядя на себя в зеркало.

Твою ж мать. Остается рассчитывать на ее жалость.

— Ну сама знаешь, как это, — саркастически процедил он. — Смерть, где твое жало?{91}

— Из всех жизненных зол, которые мы упрекаем в недоброте, смерть наименее заслуживает этого обвинения.

— В данном случае — в точку, — ответил Патрик. — А кто это сказал?

— Епископ Тейлор в «Верных правилах святой смерти»{92}, — сообщила Марианна.

— Твоя настольная книга?

— Она такая замечательная, — с придыханием объявила Марианна. — Честное слово, лучшая английская проза, какую я читала.

Еще и умница ко всему прочему. Совершенно невыносимо! Он должен ее добиться.

— Пообедаешь со мной? — спросил Патрик.

— Ой, я бы с радостью, — выдохнула Марианна, — но я сегодня обедаю с родителями. Хочешь зайти?

— Это было бы замечательно, — ответил Патрик, досадуя, что не будет с ней наедине.

— Хорошо. Я предупрежу родителей, — проворковала она. — Приезжай к ним часам к семи.

— Отлично, — сказал Патрик и добавил непроизвольно: — Я тебя обожаю.

— Эй! — уклончиво ответила Марианна. — До скорого.

Патрик повесил трубку. Он чувствовал, что определенно должен овладеть Марианной. Она не просто очередная цель, которую маниакально наметило его алчное стремление спастись; нет, она — женщина, которая и вправду его спасет. Женщина, чей ум, сострадание и божественное тело — да, чье божественное тело успешно отвлечет его мысли от мрачного колодца собственных чувств и размышлений о прошлом.

Если он ее добьется, то навсегда откажется от наркотиков или, по крайней мере, будет принимать их рядом с по-настоящему красивой женщиной. Патрик дико захихикал и, обернувшись полотенцем, с новой энергией пошел в спальню.

Выглядел он препаршиво, но все знают, что, помимо денег, женщины ценят юмор и доброту. Добротой он не отличался и особого умения смешить за собой не замечал, но тут уж судьба: либо он ее добьется, либо умрет.

Пришло время приступить к практическим действиям: принять «Черного красавчика» и запереть кокс в чемодане. Патрик вытащил капсулу из кармана и бодро проглотил, но, когда он начал убирать кокаин, его посетила мысль: почему бы не уколоться в последний раз? В конце концов, до выхода оставалось сорок минут, а потом часа два предстояло обходиться без дозы. Совершать ритуал полностью было лень, так что он воткнул шприц в легко доступную вену на тыльной стороне кисти и ввел раствор.

Эффект определенно ослабевал. На сей раз он даже сохранил способность ходить, правда пошатываясь, стиснув зубы и глубоко втянув голову в плечи.

Мысль о столь долгой разлуке с кокаином терзала невыносимо, но Патрик знал, что не совладает с собой, если возьмет весь запас. Оставался разумный выход: приготовить пару доз, одну в старом шприце с затупившейся иголкой, которой он кололся всю ночь, вторую в драгоценном нетронутом. Как некоторые носят в нагрудном кармане носовой платок на аварийный случай женских слез или чихания, Патрик часто убирал в этот карман шприцы на случай, если вновь накатит бесконечная пустота.

Пип! Пип! Будь готов!

Снова слуховая галлюцинация: Патрику почудилось, будто он слышит разговор полицейского с горничной.

— Он был постоянным посетителем?

— Не-а, приехал отдохнуть на широкую ногу.

— Йа, йа, — нетерпеливо пробормотал Патрик. Его так просто не запугаешь.

Он надел чистую белую рубашку, запасной костюм, темно-серый в елочку, и, застегивая золотые запонки, шагнул в туфли. Черно-серебряный галстук, единственный, к сожалению, оказался забрызган кровью, но Патрик сумел скрыть этот факт, завязав его слишком коротко, хотя более длинный конец пришлось заправить под рубашку — практика, которую он находил отвратительной.

Труднее решалась проблема левого глаза, который теперь закрылся совсем и только иногда нервно подрагивал. Патрик мог открыть его лишь с большим трудом, задрав бровь в положение крайнего возмущения. Он решил по пути в клуб заскочить в аптеку и купить повязку.

Глубина нагрудного кармана позволяла спрятать поднятые поршни двух шприцев, а пакетик смэка идеально входил в кармашек для билета. Все было полностью под контролем, только он потел, как свинья, и не мог отделаться от чувства, что забыл какую-то самую нужную вещь.

Патрик снял с двери цепочку и ностальгически оглянулся на оставляемый позади хаос. Шторы были по-прежнему задернуты, постель не убрана, одежда и подушки валялись на полу, лампа была опрокинута, еда на тележке продолжала портиться от жары, в ванной на полу стояла вода, а из невыключенного телевизора неслись крики: «Мы сошли с ума! Отдаем все за бесценок!»

Он шагнул в коридор. У соседнего номера стоял полицейский.

Пальто! Вот что он забыл! Но если шмыгнуть обратно в номер, не покажется ли, что он виновато прячется?

Патрик замер в дверном проеме, потом забормотал: «Ах да… мне надо…», чем привлек внимание полицейского в тот самый миг, когда попятился обратно в номер. Что здесь вообще делает полиция? Могут они объяснить ему, в чем он провинился?

Пальто казалось тяжелее обычного и вовсе не придавало уверенности. Нельзя задерживаться в номере, иначе полицейский начнет гадать, что он там делает.