Во дворе висело на верёвках выстиранное белье, как в детстве, и у забора был припаркован его старый велосипед, который со спущенными шинами сиротливо стоял тут уже много лет. Петр подумал о том, что завтра вызовет мусоровоз — вывезти эту память о голожопом детстве на городскую помойку. Около детской горки лежали игрушки, запыленные и выцветшие. На импровизированном столе из деревянных ящиков стояла пепельница с горой окурков.

Петр соскучился по своему двору.

Он немного посидел на лавочке около дома, потом поднялся в квартиру на втором этаже.

Подходя к двери квартиры, Петр унюхал знакомый запах тушеной капусты. Его чуть не вывернуло. Но он мужественно нажал на кнопку звонка. Мама открыла очень быстро.

— Проходи. Бабушка совсем плоха, уже не встает и не узнает никого. Жить ей осталось, наверное, не больше недели. Давай. Я поставлю чайник.

Петр зашел на кухню. Она была очень маленькой, около 7 квадратных метров. Больше трех человек в ней не помещалось, и то если сидеть, особо не двигаясь. Старая мебель еще из 90-х, печка, раковина, стол и три стула. За столь короткое время Петр уже отвык от этого, когда-то родного, пространства.

— А ты насовсем вернулся или только поговорить? — аккуратно спросила мама, боясь спугнуть сына.

Видно было, что она рада его видеть, но предстоящий разговор ей был не по душе.

— Не знаю еще. Давай сначала поговорим.

— Об отце?

— Или об отцах.

Мама отвернулась. Петр сел на стул, откусил пирожок с капустой. Он показался ему даже вкусным. Мама наливала чай.

— А ты чего не звонил? — спросила она с упреком.

— А ты? — огрызнулся Петр. — Посмотри.

Петр сунул ей телефон, открытый на странице с результатами анализов. Мама глядела в экран телефона и, кажется, ничего не понимала.

— Что это? — спросила она.

— Это результаты моего ДНК-теста. Тут написано, что у меня два отца. И один, судя по всему, славянин. А другой, кавказец. И еще тут написано, что Андрей Чавиани — мой близкий родственник. Знаешь, кто это?

— Кто такой Андрей Чавиани, я не знаю. А вот Гоги Чавиани, или сейчас его называют Георгий Чавиани, вот его я знаю.

— Он мой отец? — Петр переходил на крик. — Или мой отец Виктор Рыбаков?

— Не ори на мать.

— Расскажи, кто из них мой отец? Я хочу знать правду!

Мама молчала.

— Кто мой отец, кто из них?

— Я не знаю. Я не знаю, кто из них. В 90-е, когда я была совсем молода, я познакомилась с Виктором. Мне тогда было 18, а ему 24, он учился на медицинском. Мы стали встречаться. Он был хорошей парой, маме и отцу тоже нравился, ухаживал за мной. Я с ним начала встречаться. Не сказать, чтобы по большой любви. Ну а потом он меня познакомил со своими друзьями. Он, Виктор, всегда интересовался разными магическими штучками, искал чего-то, читал Ницше и других философов. Видимо, это и привело его в секту «Дети неба». Была такая секта в 90-х. И меня он туда привел. Друзья его были оттуда. Мы там делали разные обряды, вызывали духов и все такое, я уже почти ничего не помню. Гоги Чавиани тоже участвовал в этой секте. Я влюбилась в него. Я была просто без ума от него. Но он меня не замечал, смотрел свысока. Я продолжала встречаться с Виктором и любить Гоги. С Виктором у меня не было физических отношений. Да и он как-то особо не настаивал. И вот однажды глава секты, его, кажется, потом в 90-е посадили за махинации, он подошел ко мне и сказал, что я избрана богами и должна стать главной персоной предстоящего обряда, который нужно провести в день зимнего солнцестояния. Обряд должен был проводиться только с девственницей, я была девственницей и подходила им. В 90-е не так уже просто было найти девственницу, тем более в секте. Я должна возлечь с белым и черным шаманом. Секс у меня был с ними одновременно на глазах у возбужденной толпы сектантов. Как потом оказалось, белым был в секте Виктор, черным — Гоги. Ну и это случилось. Через полтора месяца после этого я поняла, что беременна тобою, сынок. Сказала Виктору. Он был мрачнее тучи, по их правилам от этого союза не должно было родиться детей, они как-то там высчитали, что ребенок принесет гибель секте и ее членам мужского пола. В общем, он сказал, что надо делать аборт. А я не хотела. Я, честно тебе признаюсь, тогда лелеяла надежду, что этот ребенок, то есть ты, зачат от Гоги. И мне хотелось иметь его частицу, его кровинку. Я ответила Виктору, что аборт делать не буду. Он сказал, что постарается решить этот вопрос. Я осталась жить с ним, потому что стыдно было прийти с ребенком к родителям. Через неделю после этого случая секту накрыли. Оказывается, там был цех по производству наркотиков. В тот вечер, когда я тебя зачала, меня тоже накачали. Их было двое, мужчин, с которыми я тогда была: Виктор и Гоги. Вот теперь ты все знаешь.

— Мне надо это обдумать. Можно я сегодня у тебя переночую?

— Да, я постелю тебе в твоей комнате.

Перед тем, как идти спать, Петр зашел к бабушке.

— Она уже никого не узнает, — сказала мама, видя, как он направился в бабушкину комнату.

Старуха, накрытая несколькими одеялами, так как она все время мерзла, несмотря на то, что было лето, уставилась на него в упор, не шевелясь. И потом громко закричала:

— Изыди, дьявол!

Петр оторопел и встал на месте.

— Галя, Галя, за мной, грешницей, дьявол пришёл.

— Мама, это Петя, твой внук! — пыталась успокоить бабушку мама Петра.

— Какой внук? — не унималась та. — Мой внук умер. А это не мой внук. Это дьявол. Вон посмотри, у него рога какие!

ГЛАВА 9

Петр неторопливо ходил взад-вперед по территории парковки возле зоны выдачи городского морга, насвистывая мотив песни «Вне смерти». Два дня назад умерла его бабушка, сегодня ее хоронили. Было позднее утро, поднявшееся солнце уже слепило глаза и кололо своими жаркими лучами. Около входа в здание морга курил водитель катафалка.

— Это твою бабулю сейчас повезем?

— Да, — ответил Петр.

— Люблю, когда стариков хоронят, никто не плачет, — продолжил водитель.

И потом добавил, показывая на сигарету:

— Никак не могу бросить эту гадость, но как тут бросишь? Запах мертвых отбивает только табак и полынь, но не будешь же постоянно жечь полынь в катафалке.

Через пару затяжек:

— О, началось, пойдем.

Он бросил окурок в кусты,