«Аномальная зона» располагалась недалеко. Еще до того, как повалил снег, апологет успел рассмотреть металлический двухметровый забор, перегораживающий пополам Московский Проспект. Конечно, забор не мог сдержать опасных тварей, но те редко пересекали отгороженный периметр, строго соблюдая свою охотничью территорию. Несколько метров земли рядом с забором тщательно заминировали на случай серьезных прорывов, о чем говорили предупреждающие об опасности таблички.

Наконец со стороны ТЭЦ-3 появилась небольшая процессия. В сопровождении трех суровых телохранителей к Харону шел Андреев в неизменном кожаном пиджаке, перепоясанном портупеей. Лицо лидера харьковских коммунистов скрывал респиратор, глаза прятались под черными стеклами поляризованных очков.

— Не держите на меня зла, Глеб!

— Не держу.

— Жизнь — лишь короткая поездка между двумя затерянными во тьме станциями.

— Я слышал об этом, — усмехнулся апологет. — Мы все постоянно балансируем на грани, слепо блуждая в туннеле между станцией «Жизнь» и станцией «Смерть». Это не ваши слова, председатель, их когда-то написал в одной очень непростой книге один мудрый человек из далекого мирного прошлого. Он оказался прав. Он все предвидел. Но мир уже было не спасти.

— Оттуда, куда мы вас отправляем, нет возврата. Это одна из самых опасных аномальных зон города. Она до сих пор не исследована. Никто не знает, что творится там на самом деле.

— Что ж, пожалуй, мне придется это выяснить. Стану первопроходцем.

— Завидую вашей выдержке и хладнокровию. Вот решил лично проводить и сделать маленький прощальный подарок.

Андреев кивнул одному из телохранителей, и тот передал заинтригованному Харону брезентовый рюкзак. Внутри апологет с удивлением обнаружил CD-плеер, коллекцию компакт-дисков и блестящую «Гюрзу».

— В боковых карманах рюкзака коробки с запасными патронами, — добавил председатель. — Прощайте, и — удачи!

— Спасибо! — поблагодарил Харон.

Что это? Проявление жалости? Сочувствие? Искупление? Попытка снять с себя часть вины? Воистину непредсказуемы лабиринты темной человеческой души.

Солдаты подняли автоматы, наставив стволы на апологета. Вбитые в землю металлические стержни с привязанными красными лоскутками обозначали узкий проход по минному полю.

— Пошел! — хрипло распорядился один из бойцов.

— А как же я преодолею забор?

— Мы тебя подсадим.

Нелепость за нелепостью.

Еще раз взглянув на застывшего у блокпоста Андреева, Харон медленно побрел навстречу смерти.

* * *

За забором начинался совершенно другой мир.

Апологет поначалу даже не поверил глазам, потому что здесь царило лето. Море яркой зелени волновалось на теплом ветру. Были видны только верхушки густых деревьев, а все, что ниже, скрывал клубящийся белый туман, начинающийся в пяти метрах от ржавого забора. Но ведь он точно помнил, что со стороны ТЭЦ-3 аномальная зона выглядела совершенно мертвой. Черные стволы усохших деревьев, перекошенные опоры ЛЭП, бетонные фонарные столбы, изъеденные ржавым мхом. Сейчас же ничего этого не было.

— Я — долбаная Алиса в долбаной стране долбаных чудес, — зло пробормотал Харон, не решаясь входить в туман.

Что-то подсказывало — делать это без средств дыхательной защиты не стоит.

Апологет пошел вдоль забора, по узкому коридору чистого воздуха. Разглядеть, что творится по ту сторону, где, по идее, должна находиться теплоэлектроцентраль, было невозможно. Мутное марево горячего воздуха плотной завесой скрывало заснеженный город.

Под ногами зеленела сочная трава. Иногда попадался мелкий мусор: смятые пластиковые бутылки, пачки от сигарет, надорванные картонные упаковки. Обычное дело в Парке Артема.

«В том парке, который существовал до Катастрофы», — тут же мысленно поправил себя Харон, заряжая вселяющую некоторую уверенность «Гюрзу».

Мертвеца он заметил, когда обо что-то споткнулся. Апологет посмотрел под ноги, с удивлением обнаружив в густой траве мертвое тело. Человек в сталкерской экипировке вытянул вперед правую руку, словно пытаясь дотянуться до спасительного забора. Значит, он спокойно прошел через туман, погибнув только здесь, в достаточно безопасном, на первый взгляд, месте? Присев рядом с трупом, Харон рассмотрел в спине бедолаги пулевые отверстия. Это означало только одно — аномальная зона не такая уж и необитаемая. Лидер коммунистов зачем-то соврал ему.

— Ну вот он, мой призрачный шанс, — проговорил апологет, стягивая с мертвеца противогаз.

Тот оказался что надо: ИП-2М, изолирующий, с клапаном для питья. На гладко выбритом затылке покойного темнела татуировка — перевернутая сатанинская пентаграмма. Труп казался свежим, неизбежного запаха разложения не было.

Харон надел противогаз строго по инструкции: просунув вовнутрь ладони, широко раздвинул пахнущее резиной нутро, натянул защитную маску на подбородок и лишь затем — на лицо. Средство индивидуальной защиты плотно прилегало к скулам. Малейшая ошибка в размере, и он труп. Апологет осторожно вдохнул, затем медленно выдохнул. Дыхательный мешок функционировал нормально, регенеративный баллон тоже был в норме.

— Спасибо, друг!

Харон еще некоторое время постоял рядом, собираясь с силами, и затем, решившись, медленно вошел в туман.

* * *

Завеса тумана оказалась еще одной иллюзией. Понадобился всего лишь один короткий шаг сквозь плотное клубящееся нечто, чтобы выйти из непроницаемой белизны на узкую пешеходную дорожку. Слева — длинный бетонный забор, справа — проезжая часть, за которой простирается густое переплетение неестественно буйной зелени. У дороги отлично сохранившийся рекламный щит — мужчина в зимней куртке, расслабленно попивая пиво, любуется заснеженными пиками далеких гор. Надпись вверху гласит: «Будь-яка подорож починаэться з першого кроку».[11]Лучше и не скажешь. Гениальный идиотизм!

Камни на противоположной стороне не внушали доверия, уж очень сильно походили на «менгиров» — неподвижных тварей, часто маскирующихся под бесформенные обломки. Большая часть тела хищника пряталась под землей, на поверхности оставалась лишь похожая на обломок бетона голова, из которой в подошедшую слишком близко жертву выстреливала парализующая липкая дрянь.

Серые плиты забора пятнали черные граффити, но когда Харон подошел ближе, то понял, что это не рисунки, а силуэты сожженных людей. Тех, кто проходил здесь, когда произошла Катастрофа. За мгновение превратившиеся в пепел, тела навечно въелись в бетон, продолжая вышагивать к неведомой цели уже «по ту сторону». Особенно неприятно поразили две идущие рядом фигурки — совсем маленькая и немного побольше. Та, что побольше, держала маленькую фигурку за руку. Мать с ребенком? Брат с сестрой? Теперь этого уже никогда не узнать.