Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майя села, гордая своим успехом. Мои шурины начали передавать по кругу вино, которое я отложил на более поздний срок. Палтус был временно в безопасности, но его начали готовить прежде, чем я нашел время чтоб сосчитать ложки, состряпать соус, поменять тунику или успокоить девочку, которую я так ужасно оскорбил. Петроний Лонг суетился возле нее, пытаясь извиниться за меня, но она освободилась от его опеки.
– Марк проводит тебя, – сказал он с надеждой.
– Марку надо готовить свою рыбу!
Елена исчезла.
Вода в медной ванне закипела.
– Оставь это! – взвизгнула Майя, борясь со мной за жаровню.
Моя мать, которая сидела, ничего не говоря, разняла нас с ворчанием.
– Мы можем позаботиться об этом. Иди.
Я бросился в коридор – пусто. Распахнул входную дверь – на лестнице никого. Я сердито нахмурился, и побежал назад, заглядывая в остальные комнаты. Рядом с кушеткой из библиотеки сенатора в комнате, которую я не использовал, находился дорожный сундучок, с которым, как я знал, Елена путешествовала… О, Юпитер. Я догадался, что это значило.
Петроний загнал ее в спальню. Елена обладала настолько крепкими нервами, что выглядела обычно более расстроенной, чем была на самом деле. Я вошел, к его огромному облегчению.
– Хочешь, мы все уйдем?
Я энергично покрутил головой (думая о рыбе). Петроний на цыпочках вышел.
Я встал между Еленой и дверью. Она дрожала от гнева, а может и от страха.
– Почему ты меня не пригласил?
– Думал, ты не придешь!
Ее лицо было бледным, напряженным и несчастным. Я ненавидел себя, за то, что заставил ее ненавидеть меня.
– Я все ждал, когда ты напишешь мне. Ты, очевидно, не хотела этого. Елена, я не мог сидеть, уставившись в дверь весь вечер и ждать тебя…
– Но я все равно ведь пришла! – решительно возразила она. – А теперь, я, полагаю, должна сказать: "Ох, ну это же Марк, что с него взять!" – как обычно говорит твоя семья в таких случаях!
Я позволяю ей выговориться. Это идет ей на пользу, а мне дает время. Я видел, что она в отчаянии. И ее сундучок сказал мне отчего. Мало того, что я дал ей пощечину, но я сделал это в тот самый день, когда она решилась прийти и начать жить со мной…
– Даже не пытайся! – предупредила она меня, как только я сделал шаг к ней. – Я не могу больше с этим справляться, Марк…
Я положил руки ей на плечи, она напряглась под их весом.
– Дорогая, я знаю…
Я потянул ее к себе. Она сопротивлялась, но недостаточно упорно.
– Марк, я не могу видеть, как ты уходишь, и никогда не знать, вернешься ли ты когда-нибудь снова…
Я привлек ее ближе:
– Я здесь…
– Отпусти меня, Марк, – Елена отстранилась от меня, должно быть я вонял сырой рыбой.
– Нет, позволь мне все исправить…
– Я все равно не хочу остаться! – ответила она все тем же тихим, грустным голосом. – Я не хочу, чтоб меня обманывали при помощи хитрых софизмов. Я не хочу участвовать во лжи. Я не желаю видеть, как ты ползаешь передо мной: "Елена Юстина, я не приглашал тебя, потому что знал, что ты все равно придешь. Елена, я позволяю тебе обвинять меня, потому что я этого заслужил"…
– Я прошу прощения. Не говори мне, что я ублюдок, я сам скажу это про себя…
Елена быстро кивнула.
– Я не буду оскорблять тебя словами мол "я люблю тебя", но это так, и ты знаешь это…
– Ох, прекрати строить из себя такого сурового и заботливого!
Благодарный за намек я обнял ее:
– Забудь, что я обнимался с палтусом, или ко мне…
Она сморщилась, когда склонилась к моей пахнущей рыбой груди.
Майя просунула голову сквозь новую занавеску на двери, увидела нас и покраснела.
– Мы ставим еще одну миску?
– Да, – сказал я, не советуясь с Еленой. Майя исчезла.
– Нет, Марк, – сказала Елена, – мы будем друзьями, я ничего не могу с этим поделать, но ты никогда не заставишь меня остаться!
У нее не было времени завершить. Прежде чем она успела полностью растереть меня в пыль, кто-то еще начал стучаться в мою дверь. Петроний снова пошел открывать. Я мог вообразить его ужас, если он встретит еще одну мою подругу, ухмыляющуюся на пороге… Я скривился и собрался идти ему помогать. Прежде чем я успел что-то сделать, он ворвался в комнату.
– Есть повод для паники, Марк. Ты можешь выйти?
Мой уравновешенный друг выглядел очень взволнованным.
– Это отряд проклятых преторианцев! Только Марс знает, что за этим последует, но, очевидно, ты просил Тита захватить его обеденную салфетку, чтоб попробовать твою рыбку…
Все шло к социальной катастрофе.
Я подмигнул Елене.
– Отлично! Ты намерена просто стоять там, вся такая красивая, или мы объединим наши усилия?
Она выручила меня. Ей это пришлось сделать. Она была совестливая девочка. Она не рискнула бы оставить Тита Цезаря в затруднительном положении с компанией буйных плебеев. Елена скрипнула зубами, я усмехнулся ей – и в течении одного вечера, по крайней мере, у меня была сенаторская дочка, чтоб служить в качестве хозяйки вечеринки. Я не ждал, что она станет готовить, но она знала, как со всем надо управляться.
Члены моей семейки не видели причин отказываться от своих привычек, только потому что я заполучил в гости сына императора. Тит уже втиснулся в комнату, и теперь выглядел испуганным, прежде чем Елена и я смогли появиться и приветствовать его достаточно изысканно, как он привык ожидать. Мои родичи немедленно сцапали его и усадили на табуретку с миской оливок на коленях, чтоб он мог полюбоваться, как готовят его палтуса. Дальше все пошло своим чередом, не ожидая меня, Елена стала проверять готовность рыбы кончиком ножа, Петрений сунул мне в руки кубок с вином, и общий хаос удвоился, в то время как я болтался словно мышь-полевка, утонувшая в ливень.
Через пять минут и одну чашу дешевого вина из Кампании Тит ухватил правила поведения в доме, и присоединился к кричащей ораве, дающей советы. Никто из моей семьи не был снобом, его приняли как одного из нас. Большинству из них была более любопытна некая высокородная особа, что склонила свою надушенную голову к моей импровизированной кастрюле.
Преторианцам пришлось ждать снаружи. По счастью, когда женщины из семьи Дидиев приносят булки для вечеринки, они приносят их достаточно, чтоб отослать несколько корзинок, если какой-нибудь высокопоставленный гость придет с телохранителями.
– Какой соус? – пробормотала Елена, макая палец.
– Тминный.
– Почти безвкусный.