Последнего вопроса Аркадию Викторовичу задавать не следовало. Филипп Санькин и так был абсолютно уверен в своей правоте. Только он, как ни силился, не мог понять, почему Латышев столь усердно защищает преступника. Филя очередной раз убедился: да, рука руку моет! И Латышев, и Нертов считают себя некой элитарной кастой. А остальным сотрудникам уголовного розыска просто веры нет и не позволено вторгаться за красную черту прокурорской корпоративности.

— Я буду писать рапорт, — Санькин решительно поднялся.

У Латышева заходили желваки на скулах.

— Вы будете делать, что вам поручат, или пойдете на… Ясно? Идите!

После ухода Фили, важняк решил, что настало время переговорить лично с подозреваемым. Конечно, он не причастен к взрыву. Но опер прав в одном — Нертову должны быть известны факты, которые помогут раскрыть преступление. Анализируя материалы, касающиеся последних событий в «Транскроссе», собранные Санькиным, Аркадий Викторович живо сопоставил их с картиной расследуемого дела. Вывод мог быть только один: скорее всего, здесь все взаимосвязано. Тогда тем более непонятно, почему Нертов молчит? И Латышев принялся листать дело, чтобы найти там адрес, а главное, телефон Алексея Юрьевича Нертова…

* * *

Алексей, войдя в квартиру, вдруг схватил сыщика за плечо, едва слышно выдохнув:

— Тихо, кажется, здесь чужие…

Но юрист ошибся. Чужих в его жилище не было. Точнее, уже не было. Когда друзья осторожно проверили все помещения, готовясь каждую секунду к неожиданной атаке, то убедились лишь в том, что недавно некто старательно похозяйничал в жилище. И на этот раз это были не проделки ротвейлерши Маши, скучающей сейчас на Петроградской, дома у Арчи. В нертовских апартаментах похозяйничал кто-то более серьезный, перевернув все вещи, начиная с хранившихся на верхних полках шкафов. В некоторых местах даже пытались отдирать обои, видимо, надеясь за неровностями стен найти потаенный сейф или еще Бог знает что!

При более внимательном осмотре Арчи обратил внимание, что окно кухни, выходящее во двор, не заперто. Алексей сказал другу, что окно оставил в таком виде он сам, когда последний раз пользовался им вместо двери, на что Николай ехидно добавил:

— И не закрыв его плотно при этом, когда вернулся в квартиру.

— Закрыв, — возразил Нертов и осекся, увидав широченную щель между оконной рамой и ее обвязкой. — Хорошо, ты — самый умный, признаю. Но скажи тогда, что это за сволочь здесь шарилась?

В это время Арчи, присев на корточки, задумчиво начал разглядывать рассыпанные на полу фотографии. Очевидно, когда производился обыск, их просто вытряхнули из пакета, где они прежде хранились. Сыщик не спешил отвечать другу, и не потому, что хотел позлить его. Просто голова — не компьютер, а для осмысления некоторых фактов требовалось хотя бы несколько секунд.

Наконец, поднявшись с корточек, Николай сунул под нос Нертову один из снимков.

— Знаешь, кто это?

— Конечно, это Ленка Михайлова, мы с ней в одном классе учились. Но я тебя не об этом спрашиваю. Как думаешь, кто напакостил?

Арчи пропустил мимо ушей начальственное «я тебя не об этом спрашиваю» и, как бы между прочим, заметил, что именно эта самая одноклассница находилась в весьма взволнованном состоянии у дверей квартиры незадолго до возвращения Нертова. Причем, неизвестно точно, что именно она делала, когда попалась на глаза сыщику: входила, выходила или стояла «на шухере»…

Уже в машине, по дороге на Ржевку, к дому Михайловой, Алексей по просьбе сыщика рассказал ему историю своих отношений с Леной. Не стал скрывать и о последней встрече со своей юношеской любовью. Николаю история очень не понравилась. Слушая друга, он лишь хмурился и, уже подъезжая к дому Михайловой, заявил, дескать, все надо еще раз обмозговать…

Лена встретила гостей заплаканная. Узнав от Алексея, что его друг — сыщик, не дожидаясь вопросов, поведала следующее.

Некоторое время назад она, потеряв работу инженера, устроилась торговать в какой-то ларек. Но через несколько дней это заведение обворовали. Хозяин предъявил новой продавщице претензии, заявив, что кража произошла по ее вине (мол, плохо заперла замки, это якобы видели продавцы из соседнего ларя). В результате хозяин стал требовать у Лены деньги, а потом «включил счетчик», угрожая, что в противном случае и Михайловой, и ее ребенку не жить: «Рэзать будем живьем. Па кускам рэзать. И папробуй к мэнтам идти — рэбенка зарэжэм».

Лена достаточно была осведомлена о нравах рыночных торговцев и в реальности угроз не сомневалась. Но денег, естественно, у нее не было. И взять их было негде. Тогда-то и появился Он.

Он, мужчина с глазами, похожими на американского Рэмбо, зашел в ларек, когда хозяин угрожал Лене и требовал в качестве «штрафа», чтобы та немедленно удовлетворила похоть бизнесмена. Лена только плакала и просила дать ей хоть небольшую отсрочку. Торговец все больше распалялся, глядя на несчастную женщину: «Прамо сдэсь. Пад прилавок ставай. Сасать будэшь…».

При появлении Рэмбо хозяин засуетился и начал кивать на Михайлову, дескать, это именно она виновата, что гость не получил вовремя денег. На это пришедший выяснив, сколько должна продавщица, коротко бросил: «Я покупаю ее». И, взглянув на Лену, добавил: «Покупаю ее… долг».

После Рэмбо иногда приезжал к Михайловой домой, привозил дорогие продукты, иногда оставался ночевать… Уходя, оставлял деньги. Единственным условием было — чтобы Лена постоянно находилась у телефона, отлучаясь лишь в определенные часы в магазин. Иногда звонили какие-то люди, оставляли для Рэмбо непонятную информацию, которую она передавала своему знакомому лично или по тому же телефону (он всегда звонил сам).

Однажды в магазине Михайлова встретила знакомую, которая некогда была ее сменщицей в ларьке. Та поведала, что хозяин очень злился на Рэмбо, обещал «навэсти порядок», а потом «поыметь Лэну». С перепугу Михайлова рассказала об этой встрече Рэмбо, но тот только усмехнулся: «Уже не поимеет». И правда, вскоре ТСБ прокрутила сюжет об очередных рыночных разборках. Взглянув на окровавленный труп одного из торговцев, красиво запечетленный оператором, женщина с ужасом узнала своего бывшего хозяина.

Она догадывалась, что новый знакомый — бандит, но старалась не думать об этом. Ей было сказано не работать — Лена и не работала. Сказано было сидеть дома — она и сидела.

Все закончилось примерно неделю назад. В этот день Рэмбо, как обычно, развалился на диване, ожидая, пока хозяйка накроет на стол. От нечего делать гость достал с полки альбом с фотографиями и начал листать. Затем он буквально ворвался с этим альбомом в кухню и, показывая на один из снимков, потребовал, чтобы Лена рассказала, кто на нем изображен. Это было фото Алексея, присланное им в Ленинград незадолго перед увольнением со срочной службы. Конечно, на снимке Нертов выглядел моложе лет на пятнадцать и был одет в спецназовскую форму с краповым беретом, но узнать его было не трудно: с тех пор он не настолько изменился, не располнел, не обрюзг, не спился… В общем, возмужал, но сходство с фотографией бравого сержанта было несомненным.