— Спасибо, Адам. Узнай, что разнюхает Робин.

— Обязательно. — Адам заставил лошадь слегка попятиться и обратился к капитану Стендишу:

— Вы позаботитесь о безопасности моего родственника?

— Вам нет нужды опасаться на этот счет, милорд де Мариско, — последовал ответ, — нам приказали доставить лорда Блисса в Тауэр, и этот приказ мы в точности выполним.

Адам кивнул. — Тогда я тоже желаю тебе удачи, — сказал он и, махнув рукой Конну, поехал вслед за женой через поля.

Конн и сопровождавшие его люди ехали в тот вечер до половины одиннадцатого, пока не сгустились сумерки. Стало так темно, что дальше ехать было невозможно. Они нашли приют в амбаре какой-то богатой фермы, хозяйка которой на следующее утро предложила им отведать темного эля, свежего хлеба и вкусного твердого сыра. Непринужденные манеры Конна и его красивое лицо привлекли к нему внимание двух полногрудых фермерских дочек. Собравшись уезжать, он подарил каждой по поцелую и опустил им за корсажи по серебряному пенни.

— Мы ничем не заслужили вашей щедрости, милорд, — сказала одна из девушек.

— Но если вы не слишком спешите, — сказала другая, — мы будем рады взять вас с собой на сеновал.

— Ох, девушки, я и вправду очень сожалею, что не могу принять это доброе предложение, — сказал Конн, — но мы едем по королевскому делу, и оно не может ждать.

Они отъехали, и джентльмены, сопровождавшие Конца, вслух обменивались между собой словами восторга, в то время как Клуни хихикал по-дурацки (о чем Конн тотчас сказал ему) и думал, что все происходит как в былые дни.

— Вы понравились моим людям, — сказал капитан Стендиш, улыбаясь.

— Они молоды, — сухо заметил Конн, — а на молодых легко произвести впечатление.

Они ехали от рассвета до заката, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть лошадям, поесть, попить и облегчиться. По приезде в город Конна проводили в Тауэр, где приняли как арестованного. Его серебро помогло ему купить комнату довольно приличных размеров с камином и небольшим окном, выходящим на реку. В комнате не было ничего, кроме охапки заплесневелой соломы и помойного ведра. За несколько монет ему принесли пару тюфяков, стол и два стула. Пришел стражник и сообщил Конну, что его требуют на допрос.

Клуни сказал:

— Я выйду, милорд, чтобы купить кое-что из вещей, которые нам понадобятся.

Конн кивнул слуге и последовал за стражником по коридору и вниз по трем лестничным пролетам в темную комнату без окон. Понадобилось время, чтобы его глаза привыкли к мраку. Однако спустя некоторое время он понял, что на самом деле комната освещена, хоть и не очень ярко. Он также увидел Уильяма Сесила, лорда Берли, и еще одного, незнакомого ему человека, сидящих у стола. Его поставили перед ними.

— Милорд Берли?

— Лорд Блисс.

— Милорд, почему я здесь?

— Хватит, лорд Блисс, не будем жеманничать друг перед другом. Вы попались на измене. Расскажите мне все, и мы посмотрим, чем можно вам помочь.

— Измена? — Челюсть Конна отвисла. — Я ничего не знаю про измену! Несколько дней назад я был арестован без объяснения причин, и меня привезли из моего дома в Лондон. Моя жена вне себя от беспокойства. Она ожидает нашего первенца. Кто обвиняет меня в измене? Против кого? Против чего?

— Достаточно, лорд Блисс, — отеческим тоном сказал лорд Берли. — Разве вы будете отрицать, что исповедуете старую веру?

— Нет, хотя Бог знает, что для меня это не имеет значения.

— А будете ли вы отрицать, что совместно с другими людьми ваших убеждений вы составили заговор, замыслив убить королеву и возвести на трон Марию Шотландскую?

— Что? — в бешенстве закричал Конн. — Убить Бесс?

Нет! Никогда! Заменить ее на эту убогую, обманутую шотландскую шлюху? Нет! Тысячу раз нет!

Лорд Берли на секунду растерялся. Обычно ему доставляли проверенные сведения, хотя он должен был признаться, что именно это дело смутило его. Он никогда не считал Конна человеком, который позволил бы вовлечь себя в измену. Тем не менее нужно сохранять бдительность, а его обычно надежный доносчик утверждал, что Испания снова составила заговор против Елизаветы Тюдор.

Уже не в первый раз Испания и ее посол оказывались замешанными в подобного рода делах. За время правления королевы сменилось пять испанских послов. Первый из них, граф Фариа, доставшийся королеве после правления Марии Тюдор, был женат на Джейн Дормер, английской дворянке. Он покинул Англию в 1559 году, к великому облегчению Елизаветы, которой вовсе не нравился напыщенный граф.

Альварес де Куадра, епископ Аквилы, приехал ему на смену и прослужил своему королю четыре года, прежде чем умер от чумы в Лондоне. Королеве страшно нравилось водить его за нос, что она всегда делала, поскольку епископу недоставало чувства юмора. За ним последовал единственный испанский посол, который нравился королеве.

Диего Гусман де Сильва, епископ Толедский, занимал свой пост шесть лет. Элегантный от природы, утонченно образованный, он нравился всему двору. Ему, в свою очередь, нравилась Елизавета, потому что хоть он и был предан Испании, у него была ясная голова и он был не так фанатичен, как два его предшественника. Но епископ так тосковал по Испании, что попросил отставки у короля Филиппа и получил ее.

При выборе его преемника Испания круто изменила политику и послала в Англию Гуэро де Спеса, неприятного маленького человечка, чьи возмутительные манеры, необдуманные высказывания и явная склонность вносить смуту сделали его крайне непопулярным. Вовлеченный в заговор Ридольфи, он был выслан из Англии в конце декабря 1571 года.

В течение следующих шести лет Испания не присылала послов в Англию, и только в прошлом году приехал Бернадино де Мендоза. Королева была чрезвычайно недовольна им — невежественным, надменным и мстительным человеком. Уже поступали сведения, что он, как и его предшественник, участвовал в заговорах, имеющих целью свержение королевы. Всего несколько месяцев назад Антонио де Гуарас, испанский шпион в Англии с 1570 года, был арестован за его связь с пленной королевой Скоттов.

Сейчас тайными шпионами лорда Берли был раскрыт еще один заговор под условным названием «Избавление», и все указывало на активное участие в нем Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса. Тем не менее Конн отрицал это. Конечно, он будет отрицать, ворчал про себя Уильям Сесил. Они признавались во всем только под пыткой. Он повернулся к сидевшему рядом человеку.

— Похоже, мистер Нортон, дело обстоит так, что нам придется допросить милорда Блисса несколько более пристрастно.

— Конечно, милорд, — последовал ответ, и человек по имени Нортон улыбнулся, обнажая несколько почерневших обломков зубов.

Нортон! Это имя ударом взорвалось в голове Конна, и его затошнило. Нортон, человек, за которым шла дурная слава пыточных дел мастера. Нортон, который так владел искусством пытки, что мог довести человека до безумия, даже не ломая ему костей. Что, Бога ради, происходит? Как он оказался втянутым в дело, столь серьезное? Чувствуя, что начинает паниковать, он глубоко вздохнул и заговорил: