– Надеюсь, вы правы. – Голос Гиацинты слегка задрожал. – Тот мальчик на лошади напомнил мне Джерри. Он без ума от лошадей, и я этому рада. Хорошо иметь интерес к чему-то. Это дает человеку счастье.

– Дети видят своего отца?

– Да, они живут с ним. Сейчас они проводят с ним весенние каникулы.

Говоря это, она тут же подумала: «Зачем я лгу? Наверное, из-за того, что мать, отказавшаяся от опеки, внушает подозрение. Люди понимают: с ней что-то не в порядке».

Желая сделать что-то естественное, Гиацинта показала Уиллу фотографию детей.

– Простите, что утомляю вас, – сказала она.

Дети, в костюмах для верховой езды, стояли на фоне забора. Снимок был сделан в тот день, когда Эмма получила свой первый урок. Сфотографировал их Арни.

Уилл выказал интерес.

– Вы нисколько не утомляете меня. Дети очень красивы.

– Спасибо. Эмма похожа на мою мать; ее фото вы видели в моем доме.

– Помню. Я сказал вам тогда, что она красива. Впрочем, по-моему, вы еще красивее.

Гиацинта пришла в смятение и не нашла, что сказать. Уилл тоже молчал. Сильный порыв ветра принес первые капли дождя.

– Нам пора возвращаться, пока дождь не полил по-настоящему, – проговорила Гиацинта.

– Да.

Возле дома Гиацинты Уилл остановился и задумчиво проговорил:

– Жизнь состоит из случайностей. Я мельком увидел вас в магазине и подумал: «Мне нравится внешность этой женщины, ее длинные волосы, похожие на шелковый водопад, ее походка». Затем я забыл про вас – ведь часто видишь интересных людей, которых больше никогда не встречаешь. Но затем я снова встретил вас, пересекая площадь.

Гиацинта знала: Уилл ждет, чтобы она пригласила его к себе. Однако она снова солгала, решив, что это самый легкий выход.

– Моя мать здесь со своими подругами, иначе…

– В другой раз. – Уилл посмотрел на нее так, словно отлично сознавал, что с ними происходит.

Гиацинта поднималась на лифте и предавалась воспоминаниям о том, как Уилл процитировал Стивена Спендера. А что, если он попросит ее выйти за него замуж? Это вполне вероятно. Все зашло слишком далеко. «Я храню опасную тайну, поэтому похожу на ящик Пандоры. Эта тайна никогда не должна открыться».

Он хотел видеть ее, а Гиацинта опасалась подпускать его слишком близко. Оставаясь дружелюбной, но сдержанной, она находила причины для отказа – как истинные, так и выдуманные. Чаще выдуманные. И при каждой встрече Гиацинта давала понять: мне приятно ваше общество, вы мне нравитесь, но наши отношения не могут заходить дальше определенной границы, несмотря на то, что нам показалось в тот день, когда мы гуляли по парку.

Гиацинта полагала, что Уилл почувствует себя обескураженным. Однако ничего подобного не произошло. Гиацинту удивляло, что его удовлетворяют прогулки по китайскому кварталу или посещение кино вечером, которые заканчивались дружеским прощанием возле ее дома. Без сомнения, если бы он захотел, любая женщина была бы к его услугам.

«Что мы будем делать, – спрашивала себя Гиацинта, – когда изучим весь город? Дурацкий вопрос, – ответила она себе. – Город не исходить, в нем можно находить новые и новые интересные места». Затем вдруг Гиацинта встревожилась: что, если Уилл переедет куда-нибудь далеко? Но нет, он прочно привязан к этому месту – даже с гордостью показал ей котлован, на месте которого компания намеревалась возвести громадный дом. Разве не говорил Уилл о своем заветном желании жить в доме, из окон которого открывается живописный вид?

Казалось, ему нравился характер их отношений; что он никогда не упоминал о том, что искал Гиацинту, не произносил высокопарных слов о поэзии, не называл ее волосы шелковыми. Гиацинта подозревала, что у него было много женщин. И она лишь одна из них.

Когда в середине мая из Флориды прилетел Арни, она искренне обрадовалась ему. С ним было легко беседовать. Не возникало длительных пауз, заполняемых пустыми, ничего не значащими фразами. Конечно же, главной темой были Эмма и Джерри. Арни рассказал о своей новой скаковой лошади по кличке Диамонд и о своих деловых поездках. Он расспрашивал Гиацинту о ее успехах и явно гордился ими. Она обретала покой с этим единственным человеком, который знал ее тайну.

Однако и с Арни возникали трудности. Он не слишком старался скрыть то, чего хочет.

– Наверно, сейчас, выйдя в свет, ты встречаешь многих мужчин?

– Не многих. Я провожу целый день у Либретти.

– Но там есть и другие модельеры.

– Многие из них не интересуются женщинами, Арни.

Словно в шутку, но с серьезным подтекстом, он улыбнулся и сказал, что все еще «к ее услугам».

– Бери лучше меня, чем кого-нибудь другого, Гиа. Посмотри на меня повнимательнее. Ведь неплохой парень, а?

Его живое лицо, атлетическая фигура и в самом деле импонировали ей. Но все-таки чего-то в нем не хватало. Вот только чего?

Первого июля Лина решила, что Гиацинте пора познакомиться с фабриками Франции. Это лишь начало, а следующая поездка будет в Милан. В свое время ей придется познакомиться с производством твида в Шотландии и вышитых изделий в Индии.

– Блестяще! – воскликнула Францина, когда Гиацинта рассказала ей об этом. – Французские цветы, музыка, пища и, разумеется, люди! Да тебе везет! Я счастлива за тебя, дорогая. Ты это заслужила.

Арни отнесся к сообщению восторженно.

– Здорово! Если бы у меня не было все расписано на месяц вперед, я бы обязательно поехал с тобой. Ты должна это отпраздновать. Дети чувствуют себя превосходно, и ты посетишь их, вернувшись, а сейчас иди и развлекайся. Развлекайся, но не очень, Гиа! Надеюсь, ты меня понимаешь.

Через десять дней Гиацинта сидела в кресле самолета возле иллюминатора. Взглянув на бетонированную площадку, она вспомнила, когда в последний раз перелетела через океан. Четыре года в ее жизни тянулись как четыре столетия. Или, напротив, четыре дня, – настолько ярки и живы были воспоминания.

Со своего места в салоне первого класса Гиацинта видела лицо каждого, кто проходил мимо. И как всегда, со свойственным ей любопытством размышляла, много ли может сказать лицо. Она наблюдала и думала о каждом проходящем пассажире, о самой себе, а через несколько минут, когда самолет уже готов был взлететь, пришла к заключению, что сейчас стала сильнее, чем была во время своего последнего полета в Париж.

Сама того не замечая, Гиацинта выпрямилась в кресле. Сиденье было очень удобным. На подносе лежала книга и стояли холодные напитки. Под синей манжетой великолепно сшитого костюма – одного из лучших произведений Лины – поблескивали золотые часики, подарок Францины. У ног Гиацинты стояла элегантная сумочка из кожи ящерицы, идеально гармонирующая с туфлями. Гиацинта улыбнулась, вспомнив наставление Лины: «Ты теперь ходячая реклама, никогда не забывай об этом». У нее вдруг возникло ощущение полного благополучия, давно ею забытого. Место рядом с Гиацинтой пустовало. Удивившись этому, она вдруг услышала: