На его лице появилось изумленное выражение.

— Временный заместитель? — отвернувшись от зеркала, спросил он. — Ну что ж, возможно, возможно, — подумав, заметил он. — Однако у меня есть и другие кандидаты.

— Например?

— По-моему, это очевидно. Эта мелкая тварь Шахин. Он знает, что я его недолюбливаю.

Она уже тысячу раз слышала от него подобные заявления, но так и не смогла к ним привыкнуть.

— Совершенно не обязательно, — не слишком уверенно откликнулась она. — Как ты можешь это утверждать, не имея никаких доказательств?

— Возможно, возможно, — с задумчивым видом согласился он. Он протянул к ней руку, она подошла, и они поцеловались.

— Но если не Шахин, то кто же? — спросил он.

Она слабо улыбнулась, так что ее лицо приняло вид чуть ли не посмертной маски.

— Ну, по-моему, ни один из наших коллег не отличается особой привлекательностью.

— Ну не знаю, — тут же откликнулся он. — По мне, так Милрой вполне симпатичен… — Однако он тут же себя оборвал, и на его лице появилось смущенное выражение. — Ой, прости, Алисон. — Выражение ее лица не изменилось, но его напряженность свидетельствовала о том, что он причинил ей боль. — Я совсем забыл.

— Это было давно, — отмахнулась она, погружаясь в его объятия.

Она изо всех сил старалась не заплакать, потому что это выглядело бы очень глупо. Ей уже было за шестьдесят, и она давно не могла произвести кого-либо на свет. Так какое теперь могло иметь значение то, что она бесплодна?

— Самое ужасное в том, что его даже никогда не мучила совесть, — прошептала она.

— Знаю, знаю.

— Он просто сказал: «Не повезло», как будто это не имело к нему никакого отношения.

Он принялся успокаивать ее и вытирать ей слезы, которых было уже не скрыть. Они стояли обнявшись, и она в который раз думала о том, что все могло бы сложиться совсем иначе.

Воспоминания о последнем случае, когда она пила у него вино, и о том, чем все это закончилось, наполняли Айзенменгера стыдом и восторгом, который был окрашен чувством вины. Когда они устроились за столом у окна, выходившего на кирпичную дорогу, он попытался прочитать в ее глазах какие-либо воспоминания о той ночи и заново ощутил, как глубоки и прекрасны эти глаза.

— Всегда приятно тебя видеть, Беверли, хотя я догадываюсь, что ты, как всегда, по делу.

Он рассчитывал на то, что она рассмеется или хоть как-то отреагирует на его комплимент, но она лишь устало улыбнулась.

— «Потрошитель снова наносит удар»? — предположил он, не отрывая от нее взгляда.

— Я всегда испытывала отвращение к этому имени, — скорчив гримасу, откликнулась она.

— Так какое это имеет отношение ко мне?

Ее интонация ни на йоту не изменилась, но ответ словно опалил его:

— Если выяснится, что Мелькиор Пендред был невиновен, меня уволят.

У него было несколько предположений относительно причин ее визита, но это ему даже не приходило в голову, и сейчас он был искренне изумлен.

— Почему?

Она облизнула губы, словно они внезапно пересохли.

— Якобы потому, что я допускаю слишком много ошибок. Загляни в газеты. «Очередная судебная ошибка. Когда полиция научится работать?» Ну и тому подобное.

— И?

— А я раздражаю власть предержащую. К тому же меня не любит человек, который ведет это дело. Все это вместе означает, что я у них в первых рядах на вылет.

— Но ведь ты тогда даже не была старшим следователем, насколько я помню. Этим делом занимался Кокс.

— Который ушел на пенсию. Как бы то ни было, у него хороший послужной список, и его репутация не запятнана такой персоной, как Никки Экснер.

Произнося это имя, она посмотрела ему прямо в глаза, намекая на то, что в этом была его вина.

— Но ведь они не могут обвинять тебя в том, что произошло на Роуне.

Она устало покачала головой:

— Слишком много смертей, слишком много крови. К тому же никто не был арестован. Нам ничего не удалось доказать, и никому не предъявили обвинения. А полицейских оценивают по количеству выигранных процессов, Джон. Именно поэтому полиции нужны преступники. Нет, это дело не принесло мне дивидендов. Так что меня отделяет лишь шаг от выгребной ямы, в которой я и окажусь из-за этого дела.

— Его ведет Гомер?

— К несчастью.

— А ты не принимаешь в нем участия?

Она откинулась назад, лаская своими длинными пальцами ножку бокала. И Айзенменгер, наблюдая за этими манипуляциями, вдруг начал испытывать странные чувства.

— Во время первого дела Гомер был таким же сержантом, как и я. Он настаивал на том, что Мелькиор не является убийцей, и это существенно подорвало его авторитет.

— И теперь он решил отомстить?

— Когда Мелькиору вынесли приговор, Гомер получил выговор. Так что в течение последних четырех лет он пытался восстановить свое реноме и получить заслуженное вознаграждение, что ему удалось в полной мере. — Беверли сухо улыбнулась. — В конце концов, он главный инспектор, а кто я такая?

Айзенменгеру нечем было ее утешить, да, похоже, она и не нуждалась в утешении.

— Как бы там ни было, для него это дар божий, — продолжила она. — Теперь он сможет доказать, что он был прав, а мы ошибались, и одновременно воткнуть мне нож в спину. — Она подняла взгляд на Айзенменгера. — В общем, на этой почве мы окончательно разругались.

Айзенменгер достаточно хорошо ее знал, чтобы предположить, что, скорее всего, она являлась не просто сторонним наблюдателем его краха.

— А что Кокс? Ведь он был хорошим детективом.

— Блестящим. Лучшего начальника у меня никогда не было. К тому же он был отличным полицейским — профессиональным, тонким, честным и терпеливым.

— А теперь он на пенсии?

Она чуть ли не с театральной эффектностью осушила свой бокал.

— Ему повезло, — ставя бокал на стол, произнесла она. — Теперь им до него не добраться.

Он протянул руку, чтобы долить ей вина, ощущая ее красоту и чувствуя, что его по-прежнему влечет к ней, однако он знал, что не может дать себе волю.

— Все это очень интересно, но чем я могу помочь?

Она глубоко вздохнула, нахмурилась, опустила взгляд на свои руки, а затем резко вскинула голову.

— Это было серьезное дело, Джон. Мы не подбрасывали улик и не допускали ошибок. Убийцей был Мелькиор Пендред.

«Странно, если бы ты думала иначе», — мелькнуло у него в голове.

— Ситуация все время была двусмысленной, Беверли, и в течение долгого времени никто не мог с уверенностью сказать, кто это — Мелькиор или Мартин.