– О господи. – Хватаясь за живот, я опускаюсь на кровать прядом с Шер. – Что я наделала?

– Профукала все, – говорит Шери. – Учитывая, что ты в него влюблена.

Я жалобно смотрю на нее.

– А что, это так заметно?

– Для тех, кто знает тебя восемнадцать лет? Да. Для него – возможно, и нет.

Я поднимаю полные слез глаза к потолку:

– Я такая идиотка!

– Да, – соглашается Шери. – Так и есть. Ну почему ты сразу не сказала мне о дипломе?

– Я знала, что ты разозлишься, поэтому и не сказала.

– Так я и разозлилась.

– Ну вот. Я же знала.

– Лиззи, да пойми же, – продолжает она, – если образование обошлось тебе бесплатно, это еще не значит, что можно относиться к нему расточительно. История моды? Ну что за специальность?

– Ну, по крайней мере, мне не пришлось убивать крыс! И в ту же секунду я жалею об этих словах, потому что глаза Шери наполняются слезами.

– Я же объясняла тебе, мне пришлось убить мистера Джингла. Ученый должен уметь дистанцироваться.

– Прости. – Я обнимаю ее. – Прости меня. Сама не понимаю, что со мной.

Шери не обнимает меня, она оглядывает комнату и говорит:

– Что ты собираешься делать с этим платьем?

– Не знаю, – с грустью признаю я, обозревая искалеченное платье. – Сейчас оно выглядит еще хуже, чем раньше.

– Ну, не знаю. Я не видела, каким оно было раньше, но трудно представить, что могло быть хуже.

Глубокий вздох вырывается из моей груди.

– Я все исправлю, – говорю я, имея в виду не только платье Викки. – Еще не знаю как, но все исправлю. Даже если мне придется всю ночь трудиться.

– Ладно, – говорит Шери, поднимается и идет за тарелкой на тумбочке. – Вот. Мир.

Она ставит тарелку мне на колени. А на тарелке всякая снедь с праздничного стола – ветчина из дичи, овощи в сырном кляре, винегрет, разные сорта сыра и…

– Это фуа-гра, – Шери показывает на коричневую массу на краешке тарелки. – Ты хотела попробовать. Хлеба я не принесла, поскольку надеюсь, ты еще придерживаешься низкоуглеводной диеты – круассаны и бутерброд с шоколадной пастой не в счет. Вот вилка. И вот еще.

Она открывает дверь и у нее в руках оказывается ведерко со льдом.

– Моя диет-кола! – У меня снова на глазах выступают слезы.

– Да, – кивает Шери. – Это было в холодильнике. Я подумала, что тебе пригодится, раз уж ты собираешься нести ночную вахту. А именно это, – она еще раз осматривает останки свадебного платья, – похоже, тебе и предстоит.

– Спасибо, Шер, – всхлипываю я. – Прости меня. Не знаю, почему я так забросила учебу. Просто я слишком увлеклась Энди и не очень-то обращала внимание на то, что происходит вокруг.

– Дело не в этом, – говорит Шери. – Согласись, Лиззи, тебя не очень-то интересовала учеба. – Она кивает на мою корзинку со швейными принадлежностями. – Вот твой конек. И если кто и может спасти это платье, то только ты.

Мои глаза снова наполняются слезами:

– Спасибо. Только… что же мне делать с Люком? Он… правда теперь ненавидит меня?

– Ненависть, пожалуй, слишком сильное слово, – говорит Шери. – Ему, скорее, просто горько.

– Горько? – я утираю слезы. – Горько – это гораздо лучше. С этим еще можно что-то сделать. – И тут же добавляю, увидев, с каким любопытством Шери смотрит на меня: – Ну, мне это не особенно нужно. Все равно у него есть девушка, и живет он в Хьюстоне. А я только что порвала тупиковые отношения и вовсе не хочу ввязываться в новые.

– Н-да? Ну ладно. Давай, Коко, держись! Мы все с нетерпением ждем твоего творения утром.

Я пытаюсь рассмеяться, но получается только икнуть.

– И кстати, Лиззи, – Шери останавливается у двери. – Больше никаких секретов ты от меня не скрываешь?

Я с трудом сглатываю.

– Абсолютно никаких.

– Хорошо. На том и порешим. – И она выходит из комнаты.

И мне совсем не стыдно, что я скрыла от нее факт орального секса. Есть вещи, которые даже лучшим подругам знать не обязательно.

Когда в 1940 году немцы оккупировали Париж, в моде наступил застой. Экспорт высокой моды прекратился, и строгая экономия всех ресурсов ради ведения войны привела к тому, что такие вещи, как шелк, который шел на изготовление парашютов, достать было невозможно. Однако фанатки моды не сдавались: они рисовали сетку и шов прямо на ногах, изображая любимые чулки. Женщины, не столько художественно одаренные, перешли на брюки. В обществе, привыкшем к воздушным налетам и бибопу,[20]это наконец стало вполне приемлемым.

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

Сплетня – это новость, бегущая впереди себя в красном платье.

Лиз Смит (р. 1923), американская журналистка и писательница

Я просыпаюсь от настойчивого стука в дверь и сонно оглядываюсь по сторонам. К моей щеке прилип кусок кружева.

Серый утренний свет заливает комнату. Вчера я забыла задернуть шторы, переодеться в пижаму, смыть косметику, почистить зубы.

В дверь продолжают стучать.

– Иду, – говорю я и скатываюсь с кровати. Виски пронзает острая боль. Вот к чему приводят подпитываемые колой ночные бдения.

Я пробираюсь к двери и осторожно приоткрываю ее на пару сантиметров.

Передо мной стоит Викки Тибодо в бледно-голубом пеньюаре.

– Ну? – озабоченно спрашивает она. – Ты закончила? У тебя получилось спасти его?

– А сколько времени? – спрашиваю я, потирая глаза, в них словно песка насыпали.

– Восемь. Я выхожу замуж через четыре часа. ЧЕТЫРЕ ЧАСА. Ты закончила?

– Викки, – начинаю я, с трудом подбирая слова, эту речь я не раз прокручивала в голове часов с двух ночи. – Дело в том…

– К черту, – Викки всем телом наваливается на дверь и отодвигает меня.

Три шага внутрь, и она застывает, увидев то, что висит у меня на стене.

– Э-э-то, – заикается она, и глаза у нее становятся большими. – Э-э-то…

– Викки, – снова говорю я. – Позволь мне объяснить. Платью, на которое твоя портниха нашила все эти кружева, не хватало собственной структурной целостности, и оно не могло существовать само по себе без…

– Мне нравится, – еле выдыхает Викки.