Не было чудесного платья, драгоценностей, толпы придворных в богатых нарядах, ярко освещенной часовни. Она надела простое шерстяное платье зеленого цвета, отороченное черным бархатом, а сверху просторный плащ с капюшоном, подбитый беличьим мехом, – подарок Масе к зимней свадьбе. Но окружали ее только любящие сердца, а главное – главное, что она выходила замуж за того, кто был избран ею, кого она любила со всей страстью, на какую была способна, ради кого преодолела столько препятствий и кому готова была отдать все, отрекаясь даже от самой себя. Это на его руку она опиралась, тяжело ступая по неровным плитам пола, это его гордый профиль видела под сенью черного капюшона, это с ним она пойдет теперь рука об руку на всю оставшуюся жизнь… И, наконец, ребенок, их ребенок! Он тоже был неспокоен сегодня вечером, словно и его волновало предстоящее таинство.

В часовне священник в белом стихаре молился, преклонив колени перед алтарем, с каждой стороны которого горела свеча. В их пламени слегка поблескивала тонзура на склоненной голове. Рядом стоял маленький певчий, покачивая кадильницей. Сердце Катрин забилось сильнее, когда она узнала доброе грубоватое лицо со слишком большим носом. Это был брат Жан Паскерель, исповедник Жанны д'Арк, свято хранивший верность Орлеанской Деве, а потому вынужденный скрываться, спасаясь от преследований Ла Тремуйля. Толстый камергер так ненавидел Жанну, что готов был уничтожить всех, кого она любила и кто не отрекся от ее памяти.

Услышав шаги, брат Жан поднялся и с улыбкой протянул руки молодой чете.

– Благословен Господь, собравший нас здесь, друзья мои, и дозволивший мне стать орудием его воли, дабы соединить вас в счастии и в любви. Мы живем в тяжкое время и вынуждены скрываться, но я уверен, это продлится недолго и над нами снова воссияет свет.

– Я тоже надеюсь на скорые перемены, – отозвался Арно. – Немыслимо, чтобы один человек подчинил своей власти королевство, и достаточно всего одного удара шпагой…

– Сын мой, – прервал его монах, – на забывайте, что вы находитесь в храме Господнем, а Господь осудил насилие. Кроме того, – прибавил он с улыбкой, – я думаю, сегодня ночью ваши помыслы будут заняты совсем иным, нежели месть человеку, даже виновному во многих злодеяниях!

Он замолк, услышав быстрые шаги, разорвавшие безмолвие пустой церкви. В неверном свете свечей появился Сентрайль, который, несомненно, примчался бегом, потому что лицо его побагровело. Под широким плащом капитана сверкнул стальным блеском панцирь. Взглянув на него, брат Жан повернулся к алтарю со словами:

– Помолимся, братья мои…

Арно и Катрин разом опустились на колени. Жак Кер занял место за спиной невесты, Сентрайль – за спиной жениха, а Масе преклонила колени чуть поодаль. Маленький певчий помахивал кадильницей, и слышалось только бормотание монаха, который призывал Господа благословить жениха и невесту.

Сама церемония оказалась короткой и очень простой. Сначала Арно твердым голосом повторил вслед за братом Жаном: «Я, Арно, беру тебя, Катрин, в супруги, дабы стала ты возлюбленной спутницей моей в радости и в горести, в болезни и во здравии, ныне и вечно, пока не разлучит нас смерть». Затем наступил черед молодой женщины, и она тоже произнесла: «Я, Катрин…» Однако голос у нее сел от волнения, и последнюю положенную фразу она выдохнула шепотом. По щекам ее катились слезы – то была дань изнемогающему от радости сердцу.

Брат Жан, взяв правую руку Катрин, вложил ее в ладонь Арно, тонкие длинные пальцы которого тут же решительно сжались. Звучным голосом, словно бросая вызов враждебным силам, монах возгласил: «Ogo conjungo in, matrimonium, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen».[9]

С золотого подноса, протянутого певчим, он взял кольцо и произнес: «Благослови, Господи, сие кольцо, коим мы благословляем…», а затем передал его Арно. Молодой человек надел кольцо на безымянный палец Катрин и нежно прикоснулся к нему губами. Глаза молодой женщины, подернутые слезами, сверкали, как аметисты в солнечных лучах. В этой темной холодной церквушке она переживала мгновение величайшего счастья. Это был венец ее существования. Больше ей нечего было желать! Брат Жан благословил новобрачных, а затем медленно поднялся к алтарю, чтобы отслужить мессу.

Сзади, нарушая торжественность минуты, кто-то гулко высморкался. Это был Сентрайль, у которого волнение обычно выражалось в шумных звуках. Арно и Катрин обменялись улыбкой, а затем рука об руку благоговейно выслушали божественную литургию.

По окончании мессы новобрачные и свидетели направились за братом Жаном в ризницу, где пахло ладаном и воском. Там все они поставили свои имена в книге записей. Арно расписался энергично, так что заскрипело гусиное перо, затем протянул его Катрин, улыбаясь слегка насмешливо.

– Твоя очередь! – сказал он. – Надеюсь, ты знаешь, как теперь тебя зовут?

Медленно, с прилежанием первой ученицы, слегка высунув язык, она вывела подпись «Катрин де Монсальви» первый раз в жизни. Волна гордости поднялась в ней, и щеки ее разрумянились. Она дала себе клятву, что будет достойно носить старинное имя, врученное ей супругом, и не уронит его достоинства, чего бы ей это ни стоило.

Затем расписались свидетели – Сентрайль и Жак Кер, а Масе тем временем обняла Катрин и горячо ее расцеловала. Затем на молодую женщину надвинулся Сентрайль. Склонившись в церемонном поклоне, он торжественно произнес:

– Приношу вам мои поздравления, графиня де Монсальви! Я рад, что способствовал, хоть и в малой степени, соединению двух любящих сердец. Надеюсь, вы обретете счастье, равное вашей красоте и…

Но, видимо, сегодня вечером капитан был слишком взволнован, чтобы договорить до конца свою изысканную фразу. Прервавшись на полуслове, он схватил Катрин за плечи и звучно расцеловал в обе щеки.

– Желаю вам счастья, милый друг. Наверное, вас еще ждут тяжкие испытания, но только не забывайте, что нет у вас друга более верного, чем я!

И, отпустив Катрин, заключил в объятия Арно.

– Мы скоро увидимся, а пока я должен с тобой проститься…

– Проститься? Разве ты уезжаешь?

Сентрайль состроил ужасную гримасу, а затем лукаво улыбнулся.

– Мне надо беречь здоровье! – сказал он. – Ла Тремуйkm догадывается, кто подпалил его замок. Если я останусь в Бурже, то в одну прекрасную ночь меня найдут с кинжалом между лопаток. Так что лучше мне податься в Гиз, где стоят мои отряды. Там я буду в полной безопасности.

– Я поеду с тобой! И никто не посмеет помешать мне. Мое место в армии. Собратья по оружию сумеют защитить меня и мою жену.

Теплая волна поднялась в сердце Катрин при этих словах, и она нежно взяла мужа под руку. Однако Сентрайль покачал головой и помрачнел.

– Нет! Твои собратья по оружию не изменились, но Ла Тремуйль не жалеет золота, чтобы добиться своего. Пойдем. Не стоит обсуждать подобные вещи в храме Господнем. Мне нужно поговорить с тобой.