Полина почувствовала, что не дождется 18 апреля — начала Тронной ярмарки, — чтобы переехать с фургоном на площадь Нации. Одна с котом в крошечном жилище на колесах, в каких-то сотнях метров от дома бедной Сюзанны Арбуа, нашедшей смерть на дне колодца, она обмирала от страха и не могла ни о чем думать, кроме той ужасной тени в плаще с капюшоном. Промучившись так какое-то время, Полина вскочила, схватила пожитки, посадила кота в корзинку и выбежала из фургона. Недавно приятельница мадам Селестен — Луиза Вебер — предлагала приютить ее у себя на пару дней, если гостья согласится присматривать за домиком в отсутствие хозяйки.

Лет десять назад Луиза Вебер покорила весь Париж, выступая на подмостках «Мулен-Руж» под псевдонимом Ла Гулю.[87]Пышные юбки из шестидесяти метров кружев взлетали выше головы от взмаха ножки, затянутой в черный чулок, — этим номером она и прославилась. Потом Монмартр канкана, Салиса и Брюана[88]остался лишь в воспоминаниях. Ла Гулю исполнилось двадцать восемь лет, она сохранила былое очарование, но рождение ребенка преждевременно состарило ее. Танцовщица прекратила выходить на большую сцену, однако перед публикой по-прежнему появлялась. На собственные сбережения она поставила ярмарочный номер: в мавританском костюме, в окружении нескольких статисток являла взорам чувственный хореографический этюд под названием «Пляска альмы».[89]С этим номером Луиза Вебер недавно перекочевала с Тронной площади на праздничные гулянья в Нейи. Весной 1895 года в рекламных целях она упросила своего старого знакомого Тулуз-Лотрека расписать фасад ее домика. Тот согласился, и Ла Гулю обзавелась двумя «фресками» три метра на три. Слева от входа художник изобразил саму хозяйку на пике славы рядом с Валантеном ле Дезоссе,[90]справа — ее же в образе альмы перед зрителями, среди которых можно было узнать Габриэля Тапье де Селейрана, Поля Сеско, Жанну Авриль, Феликса Фенеона,[91]Оскара Уайльда и собственно Тулуз-Лотрека.

Несмотря на страх, Полина Драпье решила воспользоваться предложением. До Тронной площади она добралась, когда там в шуме, толчее и ругани заканчивался монтаж последних строений. Домик Ла Гулю девушка нашла по описанию, которое ей дала мадам Селестен. Кстати, в репортаже газеты «Фэн де сьекль» по поводу работы Тулуз-Лотрека говорилось вот что:

Два настенных панно снискали оглушительный успех <…> Потрясающие картины…

А «Ви паризьен» высказалась так:

Это грандиозная насмешка Тулуз-Лотрека, художника крайне эксцентричного. На сей раз он решил развлечься, обратившись к народному творчеству, наглому и лихому: сама толпа запечатлена в настенной росписи, неистовство символического городского гулянья! Кричащие цвета, немыслимый рисунок — и все же это действительно забавно, и чувствуется беспримерная ирония художника в том, что на первом плане он изобразил Оскара Уайльда! О! Как приятно видеть человека, который бесстрашно потешается над публикой!

Встретила Полину мадам Селестен и ознакомила с окрестностями. Но принять ее приглашение на завтрак девушка постеснялась. Сославшись на головную боль, она заперлась в домике Ла Гулю, повернув ключ на два оборота, и молила Всевышнего о том, чтобы тень в плаще с капюшоном никогда не нашла ее здесь. Мурлыканье и само присутствие Господина Дюверзьё ее немного успокоили, Полина смогла наконец отвлечься от страшных мыслей и немного отдохнуть, но когда свечерело, ее снова охватил ужас. Чудовищное видение — задушенная Сюзанна Арбуа — встало перед глазами, лишив способности соображать.

Четверг, 15 апреля

Таша, растянувшись на бержерке, уже некоторое время наблюдала, как муж сражается с накрахмаленным пристегивающимся воротничком каменной твердости. Замурованный в этот ошейник по самые уши, Виктор изо всех сил задирал подбородок, но все равно задыхался.

— Милый, знаешь, что я прочитала в журнале «Натюр»? Два года назад в купе поезда Ницца — Париж был обнаружен труп богатого американца. Расследование и судебно-медицинская экспертиза показали, что путешественник был задушен… собственным пристегивающимся воротничком.

— Спасибо, дорогая, очень любезно с твоей стороны сообщить мне об этом.

— По-моему, весьма плодотворный сюжет для Жозефа. Идеальное преступление: истреблять с помощью удушения бумажных героев, разгуливающих в этой тюремной колодке на шее. А вообще, конечно, мода — глупейшая штука. И я тоже особого ума не проявила: рассуждаю о преступлениях, тогда как сама готовлюсь дать жизнь человеку. — Пробормотав это, Таша снова погрузилась в чтение. — Бедный Альфред Сислей, — вздохнула она, просматривая статью в разделе «Искусство». — Похоже, его выставка у Пети закончилась катастрофой. А я-то ему и в подметки не гожусь, так что завоевать восторги публики и критиков у меня нет никакой надежды, тем более сейчас, когда дни напролет приходится проводить в постели.

— Черт, сдаюсь! — не выдержал Виктор. — Отдай этот пыточный инструмент Кошке, пусть об него когти точит. — И схватил свою старую голубую рубашку с мягким отложным воротничком.

— Замри! Ты сейчас потрясающе выглядишь! — Таша широкими штрихами принялась набрасывать в блокноте силуэт мужа с голыми ногами.

— Солнышко, я ценю твое стремление запечатлеть меня на века без штанов, но мне совершенно необходимо облачиться в эти полосатые брюки и эти штиблеты на застежках. Я должен соблазнить мадам де Салиньяк, которая удостоит «Эльзевир» своим визитом нынче утром. Надеюсь, мой безупречный внешний вид очарует нашу дражайшую Олимпию и она сдастся на милость победителя, то есть на мою. Потому что я намерен всучить ей тонну любовных романов так, чтобы она не очень отбивалась.

— Между прочим, твой кофе уже остыл.

Не успел Виктор добраться до чашки, как раздался громкий стук в дверь. Он накинул пиджак британского покроя, пошел открывать и, толкнув створку, замер на пороге: перед ним стоял высокий щуплый господин, взъерошенный и сильно огорченный. На Виктора пристально смотрели бледно-голубые глаза.

— Месье Паже! Какой сюрприз! — воскликнул он и немедленно шагнул вперед, вытесняя гостя во двор, чтобы его не увидела Таша.

— Месье Легри, как хорошо, что вы оставили мне свой адрес, иначе я не знал бы, к кому обратиться за помощью. Я погибаю от ужаса! Подумайте только — мне прислали вторую пряничную свинку, а после всего, что вы поведали мне в ресторане…